[Rumpelstilzchen~]

C Днем рождения, дорогая Марина!

спасибо за то, что ты есть, и за то, что ты творишь)))

---

[social.phobia]

Марина, поздравляю с днем рождения
Я совсем не умею писать поздравления, поэтому просто - спасибо за то, что ты есть
И маленькое хулиганство в качестве подарка

Название: Пойманы с поличным
Автор: derrumtreiber
Переводчик: dzianta
Ссылка на оригинал: In Flagrante Delicto (In Blazing Offense)
Пейринг: Сэм/Дин
Размер: мини
Рейтинг: PG-13

- Я знаю, что это неправда, - сказал Бобби, размешивая яичницу пластмассовой лопаточкой, и потянулся за перцем.

Сэм не был уверен, что Бобби действительно верил своим словам. Они знали его достаточно давно, чтобы понимать, когда он пытается защитить их от какой-либо правды; хотя, быть может, в этот раз он просто очень хотел прикрыть свою собственную задницу. Дин сидел на столе рядом с плитой и казался отнюдь не счастливым.

И Сэм никак не мог его винить.

- Передай мне розмарин, Дин. Нет, болван, это паслен, ты что, убить нас решил? Передай то, на чем написано "розмарин". Я просто хочу сказать, что у вас, ребята, есть репутация. И вам это давно известно.

- Нам известно, что у нас есть репутация самых отмороженных истребителей магического и убийц монстров по эту сторону Ада, Бобби! - сказал Дин высоким и тонким, даже слегка писклявым голосом - Сэм бы засмеялся, если бы все не было настолько хреново. - А не то, что мы возвращааемся после всего этого домой и трахаем друг друга до умопомрачения!

Дин посмотрел на Сэма в поисках помощи, но тот осознал, что трещинки на кухонном столе Бобби были значительно более занимательными, чем ему казалось раньше. В общем, он просто не хотел этого разговора. Он подумал, что быть может, если он будет вести себя так, будто его там не было, все пройдет само собой.

Потому что, знаете ли, раньше это работало.

- Это просто часть жизни, Дин. Они вовсе не считают, что вы большие извращенцы, чем они сами. Просто человек находит свой покой там, где он его находит, - Бобби выглядел так, будто хотел проглотить последнюю фразу; Дин выглядел так, будто хотел забить ее ему в глотку.

- Знаешь, что? Давай даже не будем... давай закончим этот разговор здесь и сейчас. Давай даже, - сказал Дин с выражением "о, да, это моя лучшая идея за всю мою жизнь", - притворимся, что этого разговора вообще не было.

После паузы он добавил:

- Я выкину твое пойло, старик. У тебя начались какие-то гребаные галлюцинации, вот что. Верно, Сэмми?

- Ммм, - сказал Сэм.

- Посмотри, что ты наделал, Бобби. Даже Сэм замолчал. Ты сломал его.

- Заткнись, Дин, - сказал Сэм.

- Балбесы, - пробормотал Бобби, раскладывая яичницу по тарелкам, и на этом он покончил с этим разговором.

К сожалению, Дин не покончил. Точнее, он молчал несколько дней, пока они не добрались до "Дома у дороги", но потом стало очевидно, что он не мог выбросить из головы тот факт, что все вокруг могли считать, будто они с Сэмом занимаются жарким инцестуальным гомоэротическим сексом каждую ночь. А еще он постарался, чтобы и Сэм не смог выкинуть это из головы.

- Посмотри, как тот чувак на нас пялится, Сэм, - шептал Дин после нескольких стаканов. - Ты знаешь, о чем он думает?

- О том, что на него уставился стремный пьянчуга в баре, где все остальные просто набираются? - Сэм сделал глоток пива.

- Нет, Сэм. Он думает: "Гляньте на этих братьев за стойкой. Могу поспорить, они собираются пойти домой и трахнуться". Ёбаный чудик.

- Чудик тут ты, Дин. Эта мысль - определенно чудная. И тревожная. И он, скорее всего, даже не знает, кто мы такие.

- Все знают, кто мы такие, - заметил Дин.

Он прав, но честное слово - никто не обращал на них больше внимания, чем обычно. Никто не относился к ним иначе, никто не сказал ничего непривычного, никто не сделал ничего такого, что бы указало на их небезразличие к тому факту, что печально известные Винчестеры находили разрядку в постелях друг друга. Потому что это не так. Потому что, фу.

Сэм подумал, что ему снова стоит прибегнуть к тактике "притворюсь, что меня тут нет", хотя и знал, что не получится. Нельзя вот просто так взять и проигнорировать Дина Винчестера, особенно когда он уже пошел по слегка пьяной и абсолютно смехотворной кривой.

- И Джо! - воскликнул Дин так, будто Сэм должен был точно понимать, о чем он.

Это совсем не так, но Джо услышала свое имя, проходя мимо с подносом, и разъяренно оглянулась. Сэм махнул ей рукой и слегка пожал плечами, потом показал на Дина с выражением "Не обращай внимания на моего брата, это просто Дин. Ты же знаешь его". К счастью, она действительно знала Дина, так что она просто пошла дальше.

- Вот видишь! - прошипел Дин.

- На самом деле, нет, - Сэм слегка надеялся, что если он будет произносить как можно меньше слов, Дин отвлечется на какое-нибудь декольте или следующий стакан.

- Она просто прошла мимо. Она ничего не сказала, не остановилась, не начала флиртовать. Она не флиртовала со мной всю ночь! Ни разу!

- Мир не вращается вокруг тебя и твоего члена, Дин, - сказал Сэм, и он был почти уверен, что эта обиженная надутая гримаса совсем-не-слегка-поддатого Дина - чистое притворство.

- Я не настолько эгоистичен, сучка, - сказал Дин. - Но Джо всегда флиртует со мной. Всегда.

- Очевидно, нет. Пожалуйста, вот только не надо вести к тому, к чему, как я думаю, ты ведешь, - Сэм закончил свое пиво. - Элен сказала, что для нас есть комната на сегодня. Я пошел за ключом, а ты просто - просто постарайся прекратить думать о том, о чем ты думаешь. Пожалуйста.

- Выражения твои сосут, - поддел его Дин.

- Сам ты сосешь, Дин.

- Мне казалось, ты не хотел, чтобы я об этом думал.

- О. Боже мой. Я тебя ненавижу. Если ты скажешь еще хоть слово - будешь спать в машине, - сказал Сэм и гордо удалился.

- Упс, кажется, кому-то придется спать на диване, - Сэм услышал, как пошутил сидящий в паре метров от них парень. За этой шуткой последовал звук падения и болезненный вскрик, когда Дин непринужденно наклонится рядом и выбил из-под него стул.

Все, что оставалось Сэму - вздохнуть и помахать Элен. Чем быстрее он уведет Дина отсюда, тем больше вероятность, что им удастся не навлечь на себя гнев хозяйки бара. Похоже, она тоже об этом подумала, потому что быстро передала ключ от одной из гостевых комнат Сэму и позвала Джо, чтобы она помогла Сэму вытащить своего брата за дверь.

Сэм действительно думал, что Дин выдумал всю эту историю с Джо, но когда они добрались до комнаты, он был готов признать, что возможно, что-то в этом есть. Джо убрала руки от Дина в ту же секунду, как они отперли дверь - можно сказать, отдернула, как от огня.

Она улыбнулась Сэму и потрепала его по плечу - что было довольно-таки странно, учитывая, насколько он над ней возвышался.

- Ребята, эээ, - сказала она, и очень странно видеть, как Джо не могла найти слов. - Доброй вам ночи, ага?

А потом она исчезла прежде, чем Сэм смог спросить ее, что, черт побери, не так и почему весь мир перевернулся вверх тормашками в последнее время.

- Видишь, - повторил Дин. - Странно.

- Заткнись, Дин.

И конечно же - ну конечно же! - Элен никак не могла являться частью огромного заговора против Вичестеров. Того заговора, который происходил в той альтернативной вселенной, где были вполне разрешены и даже приветствовались занятия сексом со своими братьями. Но, похоже, это было не так - потому что у стены стояла только одна большая кровать. Не две. В другой комнате было две кровати. Сэм знал об этом, потому что они уже останавливались там раньше, каждый в своей постели, как и полагается нормальным братьям-которые-так-уж-получилось-проводят-вместе-все-свое-время-но-при-этом-НЕ-занимаются-сексом.

- Виииииииидишь, - снова проныл Дин, и на этот раз у Сэма не было сил спорить.

- Просто ложись. Я первый в душ.

- Как хочешь, - приглушенно проговорил Дин в матрас, лицом на который он приземлился. - Я слишком устал.

Иногда Сэм ненавидел свою жизнь. Если подумать, практически всегда. Но он не говорил этого вслух, потому что последнее, что ему было нужно - добавить оснований для диновского убеждения, что "Сэм - маленький ноющий эмо".

- Нет, не слишком. Ты пойдешь в душ, даже если мне придется самому тебя отскребать. Засранец, мне с тобой в одной постели спать!

- Потому что это определенно добавит плюсов к нашей репутации. Могу поспорить, тут в стенах спрятаны камеры. Это заговор.

- Честно говоря, я не думал, что ты можешь стать еще более пришибленным, - сказал Сэм. - Вставай и раздевайся.

В итоге ему пришлось проделать большую часть работы за Дина, который просто не хотел делать этого сам - Сэм знал своего брата и понимал, что тот не настолько пьян. Он вообще не думал, что Дин все еще может напиваться в стельку - как и Бобби, он работал над своей устойчивостью к алгоколю годами.

Но Дин сотни раз делал для него то же самое, когда он был маленьким, и тут нет ничего странного, говорил он себе, он просто оказывает услугу. Потому что Дин заботился о нем, и он заботится о Дине, и отношения у них сугубо платонические, разве что, воозможно, они могут быть патологически взаимозависимы, но в общих чертах так все и должно происходить между братьями. В отличие от того, чего между братьями происходить не может.

На самом деле, это Дин виноват в том, что Сэм вообще об этом задумался. Надо бы не забыть врезать ему, когда он будет достаточно трезвым, чтобы почувствовать боль. Сэм поднял Дина на ноги и затащил своего совсем не помогающего брата в маленькую совмещенную ванную комнату, после чего затолкнул его под душ и залез вместе с ним.

- Чувак, - запротестовал Дин. - Прекрати пытаться потрогать меня за всякое.

- Твое всякое меня не интересует, - процедил Сэм.

Он задумался, не стоит ли кинуть малеким кусочком мыла в голову Дину, но затем осознал, что варианты последующего развития событий, которые он проиграл в голове, слишком напоминали плохое порно про тюрьмы.

Дин даже ухитрился казаться оскорбленным, будучи насквозь мокрым и привалясь к стене так, будто понятие равновесия было для него слишком сложным.

- Почему же? - спросил он. - Что с ним не так?

- Оставлю твое тебе, Дин. Единственное всякое, к чему бы я хотел прикасаться, принадлежит мне.

Он хотел сказать, что не может поверить, что Дин вообще заговорил об этом, но это же Дин, составленный целиком и полностью из тщеславия. Сэм не собирался принимать на свой счет то, что, очевидно, Дин не считал весь этот разговор столь же диким.

Дин прошел через многое. Скорее всего, у него теперь не все в порядке с головой, но это не его вина. Сэм просто должен продержаться весь этот сложный период и никогда не заговаривать об этом, когда Дин все забудет.

- Но мой же приятнее, - настаивал Дин, потому что, по-видимому, было логичным, что если у него более приятный член, то Сэм должен хотеть его потрогать. - В смысле, ну да, с точки зрения размера ты меня уделываешь, но сам посмотри - ты ж высотой с небоскреб. Было бы печально, если бы ты не был пропорциональным.

- Дин, - сказал Сэм, стараясь не нервничать.

- Но только представь эти покачивания бедрами и все такое подобное. Я б себя трахнул. В смысле - ты только посмотри на меня.

- Я бы предпочел этого не делать.

- Ханжа ты, Сэм.

- Давай ты просто будешь мыться, хорошо? - Сэм выставил перед собой маленький кусочек мыла как щит. - И пусти меня под воду.

Дин шлепнул Сэма по заднице, когда они протискивались мимо друг друга, меняясь местами. Потом он запнулся за ногу Сэма и, господи упаси, уронил мыло. Сэм сделал глубокий вдох, повернулся и попытался утопиться в душе. Его жизнь. Вот она - его жизнь. Вот он - его брат. Он ненавидит свою жизнь.

- Хе, - сказал Дин. - А вот из этого вышла бы отличная завязка для...

- Закрой. Свой. Рот. Дин.

Кровать двуспальная. Теоретически, на ней должно быть более чем достаточо места для них обоих. Они ночевали в палатке меньшей, чем этот матрас. Однажды, когда они были в бегах, они даже уместились вместе на заднем сидении Импалы, и это довольно интересно - учитывая, что Сэм действительно "высотой с небоскреб", да и Дин совсем не малыш.

Но теперь все подтексты повисли в воздухе, и казалось, будто во всей вселенной им не удастся разойтись достаточно далеко, чтобы разбить этот интимный фарс, который обрушился на их ранее совершенно невинные отношения.

Однажды был тройничок, да, но ничего такого не соприкасалось и они никогда не обсуждали это. В основном потому, что даже Дин мог понять, когда смертельные угрозы от Сэма приобретали реальную основу. И это не считается, потому что тогда между ними была девушка, и потому что уже 10 лет прошло.

А теперь между ними лишь два фута воздуха и электрическое напряжение, которое Дин совсем не помогает развеять, опершись на одну руку и рассматривая Сэма. Он казался задумчивым - а это никогда ему не шло, не в последнюю очередь потому, что он не так уж часто в этом практиковался. У Дина была привычка заварить кашу и оставить Сэма ее расхлебывать.

- С моим хозяйством все нормально, - снова сказал Дин, и Сэм потянулся, достал подушку из-под локтя Дина и уткнулся в нее лицом.

Если у него и не получится задохнуться, то, по крайней мере, это заглушит голос Дина.

- Чувак, прекрати, - сказал Дин, и на одно мгновение Сэм почувствовал, как старший брат проглядывал через все это безумие, когда Дин отобрал у него подушку и убрал ее подальше от головы Сэма.

- Даже не шути так, - сказал Дин, и вот это уже просто шикарно.

- Не шути? Ты вообще сам понимаешь, что ты несешь? - Сэм знал, что срывался на возмущенный крик, и на самом-то деле ему не стоило давать всему этому так на него подействовать, но, быть может, он думал об этом за последние несколько дней значительно больше, чем хотел признаться.

Дин наморщил лоб со слегка снисходительным выражением, а в уголке его губ угрожала появиться улыбка.

- Ну же, Сэмми. Я не собираюсь тебя растлевать. Но я ни в коем случае, - добавил он, - не буду тебя винить, если у тебя возникнет искушение. Потому что ну на самом же деле.

- Дин!

- Боже мой, успокойся, мисс Ханжеские Штанишки, - проворчал Дин. - Мы как будто женаты, но без каких-либо долбаных привилегий.

- Разве ты не обеспечил парнишке сотрясение мозга за подобный намек чуть раньше? - недоверчиво спросил Сэм.

- Это пол обеспечил ему сотрясение, Сэмми. Я просто помог ему слезть с насиженного места.

Сэм потер лицо руками и почувствовал запах дешевого мыла, стирального порошка и Дина. Это сочетение было таким знакомым, почти успокаивающим, что Сэму трудно было оставаться раздраженным. В конце концов, это просто Дин. Он всегда так делает - загоняет людей в угол тогда, когда они меньше всего этого ожидают. Именно поэтому Дин до сих пор жив: он позволял себя недооценивать и недопонимать, в то время как сам уже все просчитал и знал, к чему все идет.

Иногда Сэму казалось, что он знал брата лучше, чем себя. Иногда ему требовалось больше времени на осознание, что происходит.

- Ты хочешь этих привилегий? - спросил Сэм.

- А ты?

- Я первый спросил, засранец.

- Сучка.

- Придурок.

Дин мягко выдохнул и засмеялся - Сэм почувствовал этот звук всем телом, когда под ним затрясся старый матрас. Потом Дин перекатился и прижал руки Сэма своими, впрочем, не прижимась по-настоящему. Дин смотрел на брата сверху сквозь полузакрытые сонные глаза, и Сэм видел все эти веснушки, мурашки по коже и встревоженные морщинки, которые выдавали Дина с головой.

Дин определенно не был пьян, и Сэм задумался, а был ли он пьян вообще.

- На заметку. Раз уж нас уже обвинили в преступлении...

И это бы казалось более странным, подумал он, если бы они, если честно , не ходили вокруг да около считай с самого начала. Если бы они не выросли практически сиамскими близнецами. Если бы Дин не спас его от огня больше раз, чем Сэм мог сосчитать, если бы не продал свою душу за Сэма. Если бы Сэм не ушел из-за этого подтекста, когда он уже стал бояться, что это перельется через край, ушел от угрозы быть связанным на всю жизнь не со своей семьей, а прежде всего с Дином.

- Так нечестно, - сказал Сэм без особого убеждения.

- Абсолютно точно, - согласился Дин. - Но жизнь вообще нечестная штука, Сэмми.

Сэм понял, что Дин ждал разрешения. Сэм и не думал, что Дин хоть когда-нибудь до этого ждал разрешения.

- Возможно, это было бы не так уж и плохо, - добавил Дин немного слишком беззаботно.

Сэм решил, что раз уж он все еще не впал в панику и не оттолкнул Дина, то на самом-то деле он и не собирался этого делать. Сэм расслабился и закатил глаза, будто пытаясь посмотреть на стену за головой. Будто если их глаза встретятся сейчас, то так тому и быть.

- Сэм, - сказал Дин. - Сэмми.

- Возможно, - согласился Сэм.

А потом губы Дина прижались к губам Сэма. Его тело также прижалось теснее, перенеся вес с рук, чтобы накрыть собой как можно больше, и Сэм позволил, обнял брата еще крепче, переплетая их ноги, и повернул голову, чтобы между ними не осталось зазоров.

Все остальные могли видеть это за милю. Но когда все уже сказано и сделано, когда утренний свет застал их жаркими, влажными и удовлетворенными, раскинувшимися по своим сторонам кровати, соприкасающимися лодыжками и запястьями, с мокрыми пятнами между ними, Сэм нашел свое утешение в том, что никто больше во всем мире не знал их так, как они знали друг друга.

Пусть весь мир думает то, что ему хочется - если они и будут что-то делать, то на своих собственных условиях. И по крайней мере, подумал Сэм, Винчестеров еще никогда не могли обвинить в преступлении, которого они не совершали.

---

С днем рождения, вас, Мариночка ! (с) Новоиспеченный читатель.

[Эдема]

Если можно воспользуюсь возможностью и тут поздравлю автора и выскажу все свои восторги!
С днем рождения, Марина!
Я начинающий читатель ваших невыдуманно-придуманных историй, и первую по совету Мойры* я уже прочитала. И это МАЯК! и со мной случился коллапс и взрыв и тихое помешательство в одном флаконе!

Простите, я многословна) но эмоции зашкаливают! Я исправлюсь! читать дальше

Спасибо вам за каждое слово в Маяке! И особенно за те, которые я перечитывала по несколько раз подряд, смакуя, урча, облизываясь, хлопая в ладоши. Я до умопомрачения люблю когда найдено точное слово! Я смеялась и плакала) чесна! и даже погрустила потому что философия Джареда резанула по мне кое-что напомнив ... о несбывшихся мечтах... И была там, присутствовала, видела и слышала,,, кажется даже стояла рядом, чувствуя все очень остро!
Я влюбилась в этих двоих, хотя знала о них давно, где-то читала, у кого-то подсматривала комменты, т.е. имела о них поверхностное впечатление. А тут .... МОЁ!!!! ААААА дайте мне всё, и еще раз бонусом с первой до последней главы!!!!!
Я ненавижу влюбляться в фики, но в этот влюбилась окончательно и бесповоротно. НО не с первой главы. Я прочитала первую и сделала брофки домиком и сказала - прастите я не читаю технических словарей с таким количеством замысловатых терминов и ушла спать... НО внутрениийголосмать его так требовал читать-читать-читать и на следующий день я продолжила читать и ... в пять утра .... поняла - жизнь прекрасна потому что в ней есть эти двое а у меня новый автор. Необыкновенный, с очень скупой на первый взгляд манерой письма, но до такой степени отточенной, без излишеств, в чем-то жестковатой, но при этом такой эмоциональной, что дух захватывает - и все эмоции героев на пике и зашкаливают и ты от этого растекаешься и течешь, как огненная лава, прожигая все вокруг от удовольствия полученного от чтения!!! . И когда погружашься в это - понимаешь - ничего не отвлекает от главного! И самое для меня поразительное, я впервые читала более чем порно, написанное так вкусно и так ... слово не подберу... по-другому, остро, и это, о боги!!! не опыт дЭушки-писательницы, переплавленный в ее представление о том, как это у них там происходит, а как-то по особенному и ново! И не банально! именно так как могло быть только с этими героями, живущими в этом бешенном ахренительно придуманном мире!
Я сама себе завидую - у меня есть столько всего теперь почитать!!!!!!!!!!
С Праздником Марина, вас еще раз!

---

Владимир Владимирович присоединяется по умолчанию.

[Valerie_Boone]

Замечательному автору, который творит чудеса своими потрясающими рассказами, хочу пожелать сохранять ту искру, из которой зародился, и продолжает гореть, и освещать нам жизнь, её невероятный талант!
А "земные блага", надеюсь у вас есть, и пусть они только приумножаются))

И скромный подарок. На стихи меня еще никто не вдохновлял может, это и к лучшему
Надеюсь, вы ничего не имеете против любительских стилизаций и капельки мата)

Спасибо за всё

Слава! Слава писателям, Слава!

Впрочем, им дифирамбы поют и поныне.
А сейчас поговорим о Марине.


Товарищ,
В фаянсовой чашке "Липтон" полощущий,
По вечерам
Об отпуске мечтая.
Забрось "Космополитен"!
Отправляйся в Боливию,
О приключениях "Наёмников", читая.

Дома погряз в быту?
В институте мудак-куратор?
На работе гнобит босс-эксплуататор?
Давай начистоту,
Не твори сгоряча хуйни.
На "Сумерки"
Не ходи!
Прочитай "Детонации фактор"!

А может сам в себя
В тупик зашел.
Запутался в жизни
Паутины хитросплетений.
Самое главное потерял,
Не нашел.
Найдёшь утешение
В "Светотени".

Или вечером,
От скучных будней устав,
На диване
Буржуйского кофе,
Вдыхая амбре,
Ты найдешь,
Что так долго искал,
Прочитав,
Про "Маяк",
Что заброшен на Забре.

Говорить про каждый рассказ можно,
Нужно!
Что никто не напишет так-
Это факт.

Ты словами-кистями
Написать можешь целый мир.
От всех, кого сделала ты
Счастливым.
Спасибо, Марина, спасибо!
Для многих
Ты - ориентир!

---

[Настёна:-)]

Хочу поздравить прекрасного автора с днём рождения, пожелать вдохновения, свободного времени и совпадения рабочих авторов музы и самой  marina_ri

Маяк в песках

...

Про этот текст можно говорить бесконечно. Язык не поворачивается назвать его фиком, это – вселенная, бесконечно расширяющаяся, на радость читателям – доказательство – продолжения, от которых захватывает дух и сносит крышу.
Но я хочу говорить непосредственно про Маяк.
Пересказать его невозможно, но, думаю, большинство уже прочитали, авторы сами знают, что они написали, а я попробую рассказать, почему его обязательно стоит прочитать тем, кто ещё не.
И вот вы открываете текст, а перед вами Вселенная. Увлекательное путешествие в другую реальность, где нет почти ничего знакомого, но постепенно раскрывается целый мир. Мир, с предельно четкими границами, обусловленными внешним фактором – радиацией. Кто-то не полезет дальше своей благоустроенной Зелёной зоны, там чтут закон, там всё спокойно и хорошо. В менее благополучной – Синей – всё интереснее, жизнь, что называется, бьёт ключом по голове и не только. Красная – вообще не приспособлена для жизни, в Красной зоне тюрьма, где люди медленно умирают от радиации.
Мир с совершенно непостижимыми технологиями, где без нужного оборудования жить просто невозможно.
Обратная сторона технического прогресса – исчезновение контакта между людьми.
Жить — требует слишком много усилий, да?
Люди живут чужими чувствами, чужими эмоциями. За определённую плату можно не выходя из дома прогуляться по горам далёкой планеты, спустится в пещеры, искупаться в море. Или заняться сексом с любыми кинками. Любой каприз за ваши деньги. Не выходя из дома и без последствий после двойного проникновения, например.
Жить — требует слишком много усилий, да?
Кто-то может завопить, что тема избитая, а я отвечу, что нет такой избитой темы, которую нельзя было бы ударить ещё раз. Главное, знать как бить. И в Маяке удар по всем направлениям. Мысль о том, что самую лучшую идею можно извратить до полного непотребства. А что, спрос рождает предложение.
И ради спроса, ради славы, герой – Дженсен – идёт на громадный риск. Ему в принципе не нужны деньги, он вполне состоятельный человек, имеющий стабильный легальный и нелегальный доход. Но большие, очень большие деньги, а главное – возможность сделать то, чего не делал ещё никто. Рискнуть всем, чтобы получить славу.
Дженсен один из немногих, кто предпочитает получать удовольствие самостоятельно, предоставляя другим возможность пользоваться суррогатом, который он предоставит.
Дженсен – истинное дитя своего века, пользуется всем, что предоставляет мир, умеет жить интересно, ловить любой момент и из всего извлекать выгоду. И конечно он совершенно не горит желанием расставаться с жизнью, поэтому прикладывает максимальные усилия, чтобы выжить.
И когда кажется, что все неприятности остались позади, жизнь преподносит сюрприз – встречу с Джаредом.
Не зря Дженсен зовёт Джареда Диким. Да простят меня авторы за такое сравнение, у меня Джаред ассоциируется с Дмитрием Карамазовым. Что называется, Натура. Живые эмоции, расшифорвать которые не получается даже у Дженсена, абсолютная непредсказуемость, открытость и, я не побоюсь этого слова, чистота. Взрослый, технически подкованный и в то же время сущий ребёнок в некоторых вопросах.

Они из разных миров, настолько несовместимых, что понять друг друга - это подвиг. Собственно в обычной жизни взаимопонимание тоже достигается обоюдным трудом, но тут всё ярче, сильнее, острее. Потому что никуда друг от друга не деться в какой-то момент времени. Нельзя сказать, что Дженсен не приучен к самоконтролю, наоборот, в критической ситуации он способен на многое, но зачем изнурять себя, когда для этого нет никаких причин? Зачем отказываться от удовольствий, когда можно просто жить и радоваться.
Будущее - вкус не портит мне,
мне дрожать за будущее лень;
думать каждый день о черном дне –
значит делать черным каждый день.
Игорь Губерман

Джаред наоборот, живёт строго по режиму. Потому что. Не последний день живём, а завтра всё может очень сильно измениться, и если не быть готовым к этим изменениям, то может быть сложно приспособиться потом.

И вот тут особенно видна любовь авторов к героям. Ни один из них не выглядит неадекватно, наоборот, оба правы. Просто им ещё предстоит оценить правоту другого и принять его право на такое мнение.

Нам показывают долгий путь от взаимной неприязни – Дикий и Централ – до привязанности и любви, через ссоры и откровения. Глазами Дженсена показывается история Джареда, но и через Джареда показывают Дженсена, в том числе самому Дженсену. И зачастую он не готов к таким открытиям, едва Джаред случайно затронет давно замолчавшую струну в душе Дженсена, как Дженсен тут же замыкается и старается сделать вид, что ничего не было, и ему совсем не больно от такого прикосновения.

И это познание себя через другого где-то помогает понять себя самому читателю. Наверняка многим знакомо это неосторожное прикосновение к сокровенному, о чём даже с собой молчишь. И после хочется по рукам надавать, чтобы не лезли, куда не просят. А почему? Почему часто стесняемся лучшего в себе? Потому что поднялись на невероятную высоту, но удержаться не смогли, но себе-то уже объяснили и простили, а вот когда носом тычут – обидно. И два пути – либо остаться в уютном и привычном, либо уже вырваться за рамки, вырасти над собой, держать планку.
И Дженсен вырывается. Не проходит даром время проведённое с Джаредом, уже нельзя просто улететь и забыть обо всём, начать счастливую и обеспеченную жизнь с нуля. Без него – нельзя.

А Джаред… Он ведь тоже не просто так оказался там, где оказался. Что-то клинит меня не Достоевском, то Великий Инквизитор всплывает, а может это и вовсе 7.04 – про то, что человек жаждет суда и наказания. Опять же, в литературе ограниченное количество сюжетов. Так вот, Джаред. Жить с последствиями труднее, чем умереть, осознавая свою вину. Но только умерев, ничего уже нельзя будет исправить, а если выжить, то можно дать шанс на жизнь другим людям, обречённым на смерть.

И кому было хуже в момент «наказания» Джареда – большой вопрос. Быстрая смерть в разбившемся ротоплане или медленная казнь в микроволновой камере, пусть и ненастоящая. Или ожидание – справится – не справится.

И ведь не зря сказки заканчиваются свадьбой – и жили они долго и счастливо. Потому что такое и возможно, наверное, только в сказке.
И вроде уже налажен совместный быт, взаимопонимание достигнуто, но все испытания ещё впереди. Суровые условия Зу, ответственность за других людей, попытки наладить быт. Спасибо за то, что в продолжениях дали подсмотреть – как оно, это долго и счастливо для Джареда и Дженсена. Спасибо, что история не заканчивается.

@темы: Рек

---

[Feyt]

Дорогая marina_ri! Поздравляю с Днем Рождения!
Желаю море вдохновения, всегда только хорошего настроения, улыбок, весны, преданных друзей, и любви вселенского масштаба!

маленькое скромное безобразие в подарок

кликабельно

---

[llarko]

Пожелать хочу всего такого, что принято называть счастьем - мимолетного, но искреннего. А еще удачи, здоровья и хорошей погоды. Улыбок, вдохновения, любви. И чтобы на все хватало сил и времени.

Падарок у меня не сильно праздничный, поэтому пусть сперва будут белые ромашки на диком желтом фоне...

А картинка к "Побочному эффекту".

Спасибо, что ты есть!

---

Мы все тебя любим!

[Birthday Party]

запись создана: 21.03.2013 в 10:36

---

Немного опоздала, но надеюсь, что не побьют)

[Soli-nah-ree]

Хочу поздравить замечательную  marina_ri с днем рождения
И пожелать ей вдохновения, много сил и позитива, удачи во всех начинаниях и полного отсутствия стрессов в жизни!

Чумной город

Каждый рек мне все страшнее и страшнее писать реки – кажется, что совсем не то пишу, сейчас прилетит, никому не интересно. Поэтому в целях борьбы с таким настроением начну с лирического отступления.
Несколько недель назад мы совершенно случайно попали на фильм «Лузеры». Если вы помните, то все дело там начинается как раз в Боливии. Так вот я смотрела экран и видела не сюжет фильма, я видела Джеев, снайперские винтовки, всю эту безумную, невероятную историю, которая тихонько лежала в памяти, а тут вдруг так неожиданно всколыхнулась и принялась бомбардировать меня образами.
Думаю, что не одна я сталкивалась с этой удивительной чертой текстов Марины – они не забываются. Каждая история занимает свое место и никуда не исчезает со временем. У меня в плеере до сих пор крутятся трэки из Фактора, который вспоминается как только песня выпадает на случайном выборе.
Я не сомневаюсь, что «Чумной город», к чтению которого я только собираюсь приступить – такой же. Одно название вызывает у меня предвкушение чего-то потрясающего – оно лаконичное, и одновременно до смерти жуткое. Оно относит нас к средневековью, к опустошающим эпидемиям, к тому единственному мору, которое человечество не в силах остановить.
Пролог бьет под дых с такой силой, что читатель еще долго приходит в себя. В нем сплетение чужой, не веселой истории, религии дающей и отнимающей, жуткой болезни, описанной с невероятным мастерством. Вообще сцена в больнице: умирающего, разрушающегося разума, которой рождает кошмарные, связанные с религией образы, - после этой сцены просто не остается слов, чтобы восхититься талантом автора.
А после пролога нас накрывает январем – пожалуй, самым свирепым из всех зимних месяцев, не раскрашенным для американцев никакими особенными празднованиями. И мы видим Дина, Сэма, Сэмов личный глюк в машине, едущими по шоссе. И эта картинка напоминает детского развлечение: найди лишнее или неправильное. Кто-то на заднем сидении – раз, не импала – два, слишком много напряжения – три. Хотя последние сезоны вообще никогда не сбрасывают напряжение между братьями (да, это я тот человек, что остался в третьем сезоне навсегда).
Прежде чем говорить о том, «что» происходит, хотелось бы пару слов сказать «как».
Дин ошпарил улыбкой, совсем как раньше, подцепил длинным дразнящим взглядом.
Мне хочется украсть это предложение вместе с образом – настолько это выносит мозг, настолько хорошо представляется. Знаете, есть люди, которые пишут винцест, а есть – которые чувствуют его.
Само построение воспоминаний в этой части напоминает воронку, проклятый, замкнутый круг, по котором Сэм движется, не в силах преодолеть. Причем, становится ясно – Дин идет где-то рядом, хоть и пытается сделать вид, что по своей воле.
Начинается все с детской. Собственнической радости – переживал, хоть я и вел себя… И снова всплывает, как «малолетка». Воронка набирает ход, подбирается к самому стыдному центру – метки, которые оставляет Дин, песни, непристойности Люцифера – вроде бы они тут, а вроде бы действительно начинают проваливаться в тот январь, в те январи.
А дальше тема уходит в сторону, к ориентировке в пространстве и времени – все невинно и просто, обычная болтовня. Есть, кстати, такие люди, что легко ориентируются во времени, в датах, в любой момент могут назвать стороны света, не прилагая ровно никаких усилий. Сэм не из их числа – он потерялся, запутался, он нуждается в новых ориентирах, вехах, путевых столбах, в конце концов.
А вот Дин точно носит компас помноженный на календарь внутри. И мне кажется, что в этот самый момент Сэм был бы не против расшатать это календарь.
И он начинает вспоминать события, одно жутче другого – охоты, бросая то, что вертелось в самом центре воронки.
Молчать, как не было ничего. Как будто Дин мог забыть дату. Как будто Сэм мог забыть запах Дина.
Это кстати к причине образования этой самой дурной бесконечности и к моменту про метки-запахи в самом начале.
И то, как Сэм самоубийственно медленно, ожидая удара, говорит об этом, как он прорывается сквозь стену молчания – оно тоже бьет по читателю, испуганно застывшему и тоже ожидающему удара. Мне нравится, как Сэм пересыпает эти воспоминания шуточками, на грани оскорбления, пошлостями – последняя попытка защититься от ударов другого уровня.
И то, как Дин произносит «Соси» - оно мгновенно заставляет читателя обмякнуть, будто из тела вынули все кости. Мы понимаем, что Дин помнит, так же отчетливо, как и Сэм, и, возможно, не раз возвращался к этому воспоминанию. Они словно разыгрывабт его еще раз, по ролям, погружаются в нее до самого дна.
Отдельно от нерациональной части меня: ААААААААААААА! Это офигеть, какой кинковый момент.
Простите, продолжаем.
И потом новый виток воронки, безопасные темы – кстати, очень показательный выверт: вот мы с тобой трахались, а потом я четверых убил. И снова все показательно благополучно, галлюцинации побеждены, снова играет музыка, все танцуют. Только Кентукки напоминает о том, что у воронки есть середина.
А вот и февраль – надежда на скорую весну. У Дина никогда проблем с воронками не существовало. Только прямые линии, построения от одного пункта в другой. Даже возможность на другой вариант развития событий его удивляет. С самого детства Дин привык брать вину за все на себя. И часовню тоже он, да.
Но после разговора в машине приходится признать – желание и вину в этот раз стоит делать на двоих. Хотя Дин до последнего цепляется, отталкивает Сэма. После разговора в январе Сэм наоборот чувствует себя немного свободнее, хоть и не перестает злиться.
Времени на долгие размышления Винчестерам, как обычно никто не дает – и находится новое дело, все в том же Кентукки.
Мне нравится вспышка ярости Сэма в машине по пути Луисвилль – она больше связана с упорным нежеланием Дина опять что-то признавать, относится серьезно к случившемуся, которое и проявляется в его наносной гомофобии.
И отчаянном желании кого-то подснять – настолько яростном, что девушки, обычно податливые его чарам, на этот раз отказываются. Ведь не в городе дело, совсем не в нем.
Вернувшись к Сэму то ли от его состояния, от желания помочь справиться, то ли от необходимости дослушать все до конца Дин возвращается к игре про месяца. Но на этот раз Сэм заставляет его говорить, слушает сцену с его стороны, так жадно, что хочется плакать.
Вообще все эти описания – вроде бы по поверхностным ощущениям Винчестеров обычного секса – они наполнены крохотными моментами настоящего, сильного чувства, бешеной, нечеловеческой любви друг к другу. От этого действительно слезы на глаза.
С каждой новой сценой кажется, что сильнее закрутить гайки автору уже не удастся, но каждый раз автор умудряется увеличить напряжение до невозможного.
Гей-клуб – источник заразы, забавная ирония судьбы. И Дин с Сэмом, разделившиеся на натурала, нарвавшегося на натурала, кстати, и гея. Фрейд бы плакал.
Мужик был безобиден. Не лапал. Отпускал неуклюжие комплименты и даже смущался.
Дин выжал из себя вежливую улыбку и попятился спиной к служебному входу.
ЫЫЫЫ! Потрясающий момент!
Сразу же после допроса, после этого. Ну да, островка натуральности с голыми бабами и похотливым владельцем, Дин вдруг видит Сэма среди этого народа, видит другими глазами и плавится в такой жуткой, животной ревности, что вполне способен на реальное убийство. Только плавится не один.
Напряжение собирается в одной точке.
И Сэм… Блядь! Сэм положил Дину на плечо вторую руку. По-хозяйски, тяжело. При всех.
При всех здесь ключевое – и следует удар. Может, тот самый удержанный в машине, в январях.
Раз за разом, в разных месяцах мы наблюдаем, как Дин и Сэм отзеркаливают друг друга – как Сэм видит Дина другими глазами, читает каждое желание, потому что в какой-то степени оно принадлежит и ему. Но не успевает насладиться ощущением, что у него-то Дин действительно есть, как все обрывает удар.
Не хотелось признаваться, насколько сильно задела в клубе дурная реакция Дина. Как он в легкую и почти без причины заставил ощутить себя… жалким.
Нам всегда больно, когда нас отвергают, когда за моментами открытости не следует ясный ответ – что сейчас происходит? Когда с каждым днем воронка все сильнее и сильнее закручивается.
Не в тему, но безумно понравилось описание дома – очень яркое, пугающее.
Бывшие когда-то белыми колонны облупились и цветом теперь напоминали легкие курильщика.
Мне нравится, как вслед за этим:
С колледжа Сэм не испытывал потребности вытащить на свет их болезненное, противоестественное, принадлежащее только им. Не жаждал очертить границы.
Приходит это:
А если Дин Винчестер что-то считает своим, если он что-то любит – иррационально, агрессивно и бешено – он метит свою территорию. Как метил Импалу, и свой револьвер, и отцовскую куртку.
И читается немой вопрос: почему же он не метит меня? Не дает мне метить себя? Иногда мне кажется, что в этом тексте у них легкая рассинхронизация, как с ориентацией во времени: Сэм торопится от отчаяния, а Дин хотел бы затормозить, но не выходит.
– Нет никого, кроме тебя. Но если ты мне откажешь – я найду.
Страшная угроза, если вдуматься. Давление на то самое желание метить – попытка заставить Дина поторопиться, пока не упущен момент. Создается ощущение, что Сэм попросту передавливает, а ведь на Дина и так много чего валится, много кто давит и давил в те годы.
Кореец! Простите, не сдержалась. На самом деле сцена с ним вышла очень трогательной – и то, как воспринимает его Сэм, как восхищается его внешностью – исключительно эстетически. Как плещется во время разговора вокруг удушливая паника, которую даже Сэм подхватывает – не пьет из одной бутылки. И как пытается из последних сил разрядить напряжение, и в каком-то смысле у него это получается.
Мне нравится момент – странно звучит в контексте, ну ладно – когда Дин смотрит на лица жертв и вспоминает ад. Нравится, как это написано и сам факт.
Дин привычно сделал два глубоких вдоха, задержал внутри воздух, и снова – глубокий вдох. За последние годы он сам выработал этот метод – помогало схлопывать видения.
Впрочем – нет. Видения у Сэма, а Дина просто догоняло адом. Он не знал имен своих жертв, не разбирал их лиц, но выражения запредельного страха и нечеловеческого страдания помнил всегда.
Неприлично расхохоталась на этом моменте.
Сэм настоял на костюме медицинской защиты, и Дин чувствовал себя Дартом Вейдером в гигантском презервативе. Очень глупо.
Мне вообще нравится, как включается в самых жутких ситуациях черный юмор Дина, достаточно жестокий, но действенный.
И сразу же после сцены с умирающим, страшно умирающим парнем не менее страшный месяц – апрель. Середина весны, почти самый ее расцвет, расчерченный для Дина кровью и виной.
Совсем близко к ним сегодняшним, уже не списать на подростковые гормоны и дурную молодость. И Сэм опять давит на Дина, выдавливает слова, пытается понять, что там происходило между ними?
В апреле намешано всего – не даром до настоящих дней доходит душок – и смерть Адама, и ложь Сэма, его зависимость от крови, ярость Дина, отголоски ада.
– …и пацан так глупо умер. Как Винчестер, как проклятущий Винчестер сдох!
Это просто офигенно!
Адская смесь раскрыла темную сторону Дина, его Тень, выплеснула на Сэма, пытаясь уничтожить то, что и так в глубине души казалось неправильным. Если нравилось, то понравится и так, верно? Разницы ведь нет.
– Ты был мой тогда. Совсем.
С каждой частью мне нужно все больше и больше бумажных салфеток, потому что за этим стоит «еще некоторое время назад тебя не было вообще».
Церковь на месте гей-клуба – это, конечно, дабл комбо. Но многим местным о таком точно невдомек. Мне нравится, как Дин и Сэм переругиваются, выпускают пар – от этого веет такой обыденностью, чем-то привычным. Но с другой стороны – другими, искренними, мы видим их только во время воспоминаний. Кстати, Дин не зря поминал группу в самом начале. Это действительно похоже на сеансы психотерапии, во время которых они собирают выкинутые, вытесненные из жизни кусочки.
И опять дурная, изматывающая бесконечность. Знаете еще на что похожая – на приступы высокой температуры, сменяющиеся краткой передышкой.
Опять Дин начинает флиртовать, опять сочиняет легенду – как в самом начале их совместных охот.
Сэма будто откидывает назад и снова появляется Люцифер, такой же радостный, как и раньше, никак не отстает, вынуждает вспоминать дальше.
Кас залечил все раны, заново стер шрамы, которые Дин копил целую жизнь. За год с Лизой Дин, должно быть, даже ни разу не порезался. А все новые метки – только за последнее время.
ААААА! *бегает кругами* Офигительно! Потрясающе! Слов нет!
Бобби проливает свет на загадку, но пока еще все достаточно смутно – одно жаль, что снова ухнул в воронку. Дурной знак ехать, не поговорив про май.
Воронка делает круг, показывая то же самое – клуб, ревность, подкатывающие к Винчестерам парни и точно такое же завершение, словно ничего и не было – не было апреля и марта.
Роберто, кстати, очень милый. Я бы с удовольствием посмотрела бы на авторский кастинг для этого фика. Он просто невероятный.
И мне нравится, как Сэм принялся флиртовать, поддавшись на это неприкрытое восхищение, на невинность и неопытность, словно на самого себя в возрасте Роберто.
Можете раздевать его мысленно, надеясь, что он будет послушен, можете пойти подрочить, пусто представляя, как будете ебать его – сильного, согласного, вашего – но реальность даст пизды каждому. Потому что здесь, сейчас и всегда – вот так можно только мне!
*пошла засовывать голову под холодную воду*
Как я и предполагала – завихрения в воронке остались, но стали чуть меньше. Дин стал говорить, все еще отчаянно отбиваясь от ощущения «не такой».
Сэм остро понял: он не сможет объяснить. Прострелило ясным осознанием до самого нутра: если брат не чувствует того же – до него просто не допрет.
И мне нравится, как потом Дин – будто бы поняв, что кроется за желанием Сэма предъявить на него права перед всем клубом – гладит его по колену и кладет ладонь на затылок.
Рожденные в мае всю жизнь маются, да. Их секс напоминает даже не истерику, как кажется Сэму, а последнюю попытку сбросить напряжение, победить страх. Иногда подростки одержимы мастурбацией, когда уровень стресса очень высокий. Так и Сэм пытался той ночью перечеркнуть все страхи, вышвырнуть их, отменить сделку.
Дин, который щедро и походя делился своим бессмертием. Дин, который просто пер вперед, без рефлексий, без сожалений. Десять из десяти, в яблочко каждый выстрел – всегда. Глиняный, хрупкий, высохший божок. Паутина трещин на поверхности – а он все еще жив. Должен быть жив!
Мне точно нужен платок( И не один((
Мне нужно пару секунд на крик души – ААААААААА! Как можно, как можно анализировать этот текст, когда хочется просто вопить, бегать кругами, потом сломать кливиатуру и уйти в скит для плохо пишущих фикрайтеров?! АААААААААААААААААААААААА!
*бегает кругами*
Прежде чем я вспомню что-то умное – это одна из самых охренительных сцен секса по телефону, которую я когда-либо читала! ВОТ!
Мне нравится, как Дин вдруг понимает, что они сливают охоту. И ведь действительно – они ни разу даже не пожалели тех, кто умер, не воспылали желанием saving people, hunting things. Может, потому что они заблудились где-то в прошлом и никак не могут выбраться?
И опять они используют игру, на этот раз объясняя друг друга, что чувствовали – это просто потрясающее раскрытие.
Дразнил его, придумывал всякую сексуальную чушь, а кулаки аж чесались – так хотелось набить морду младшему, дурному, сбежавшему. За то, что у него все хорошо. За сессию. За одинокую Динову охоту на подлого каннибальского духа Ока-му-бича, крадущего детей. За опостылевшее чувство вины.
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ!
И Дин все-таки сдерживает себя, все еще захлебывается виной, не может выкинуть ее из головы.
Воронка делает поворот, возвращая их обратно на охоту. История расизма – это всегда история меня и Другого, тот случай, когда Другой заведомо плох. Почти наша проблема – нежелание Дина увидеть в Другом не отвратительного, а нормального, просто не такого, как Я.
*икает*
Дракончики, дракооооончики, ЫЫЫЫЫЫ!
– Мне по болту, Сэм, как их зовут. Я не умею рисовать дракончиков! И ты, между прочим, тоже. Ты вообще криворукий. А если мы налажаем?
Снова вернулся Люцифер, а сним еще один жуткий месяц – июль, середина лета. Как-то симптоматично, да?
Выкапывая, выдирая из воспоминаний самые гнусные, самые больные и извращенные, снимая с себя репьи вроде бы чужих – но до жуткой паники своих – желаний, Сэм ожидал взрыва.
Мне кажется этот июль он как бы взамен апреля, если кто-нибудь еще следит за ходом моих мыслей. Невозможно вспоминать только хорошее. Нужно вытаскивать все. И опять ситуация становится зеркальной: тогда Дин трахал покорного Сэма, а в июле Сэму хотелось обратного, хотелось сломать, отомстить, возможно? Или наказать за очередные годы отрицания?
И опять гей-клуб – легкое головокружение периодически накрывает читателя от этого бесконечного круга, конца котором не видно. Мне нравится как Сэм меняется в клубе, так что Дин даже на мгновение потерял его из виду, не узнал.
Сэм не сутулился больше. Не сводил плечи, не опускал голову, пытаясь, по обыкновению, казаться меньше ростом. Он плыл сквозь толпу, возбуждая ее интерес, купаясь в жадных похотливых взглядах, поощряя их, раздавая направо и налево хищные полуулыбки, притягивая к себе, нарываясь на контакт.
Даже не знаю, чего здесь больше – желания подразнить Дина и похвастаться им или просто тоски по откровенному, ничем не скрываемому вожделению?
Сцена со стремянкой будто бы отзывается на предыдущее воспоминания об июле: покорный Дин, который сдерживает стоны, не командует и не издает почти никаких звуков.
Вот только ус они так и не нарисовали. И девочка эта меня пугает – не люблю я азиатских призраков.
Хотя, если верить словам Бобби, то ничего такого уж страшного не происходит. Обычный, но очень жуткий призрак.
Если Сэм свихнется, если он по-честному потеряет рассудок, если откажут его охренительные мозги – Дин выполнит данное автоответчику Бобби обещание. Он посадит своего свихнувшегося брата в Импалу, заведет мотор и газанет с обрыва. Никаких «специалистов» и психлечебниц. Сэм не простит, если Дин начнет вытирать ему слюни и кормить кашей с ложки.
В этом вся суть их отношений, хотя меня терзают смутные сомнения. Боюсь, что такое произойдет только, когда и если Дин исчерпает возможности всех сделок, которые можно заключить хотя бы с кем-нибудь.
И мы разговаривать не можем.
– Как? Совсем не можем?
– Только мысленно. И в тот момент, когда… типа… ну… прикасаемся. И я хочу тебе сказать: «Чувак, нужно сжечь монстра, иначе даже малюсенький кусочек может превратиться в другого чиноо». А для этого я должен дотронуться до тебя, обязательно до голой кожи. И я кладу ладонь тебе на шею, а ты разворачиваешься, и ничего не получается. Потому что ты сразу лезешь целоваться. И я как бы… вроде забываю, что хотел сказать.
Как психолог я восхищаюсь, как читатель тоже – невероятно яркая метафора их отношений, помноженная на страхи Дина. Невозможность прямо поговорить, невозможность дотронуться, потому что все ведет к одному и – самое главное – точно мешает охоте.
Дин просто устал бояться – бояться спихнуть шаткого, неуравновешенного Сэма в их запретное общее безумие. Не мог больше отказывать в том, о чем Сэм и не просил вроде бы. Надо ведь быть натуральным шизиком, чтобы попросить: давай, пометь меня при всех. Получи индульгенцию у разукрашенного гламурного сброда, смешай нас с толпой.
А ведь как хорошо делал вид, что не понимал. Наверное, Дин стал мастером всех этих недомолвок и уловок, пока тащил на спине столько вины.
И снова их возвращение в клуб – пора бы выдать им клубную карту. Так жалко Роберто, просто до слез.
*сидит и нервно чешется*
Мне противопоказано про болезни читать.
Мне еще очень нравится, как маячит вероятность второго безвинно убиенного корейца, которая только подхлестнет проклятие. И мне нравится сама идея, что дух путает одно с другим, секс и боль.
– Мы очень сплоченный и жизнерадостный народ, – возразил Чхве Син, – ведь мы знаем: из самой тяжелой, трагической жизненной ситуации существует доступный выход.
Позитивная такая философия, главное, чтобы Сэм или Дин ей не воспользовались.
Я сейчас мучаюсь вместе с Сэмом и не способна соображать. Ближе к концу книги или текста мне сложно что-то говорить, потому что я вся сосредотачиваюсь на одном – что же дальше? Скорее! А проматывать мне совесть не позволяет.
Сэма накрывало непроходящим раздражением, ему каждую минуту хотелось заорать, навалять Дину таких пиздюлей, чтобы опомниться неделю не мог, чтобы увидел – что-то не так! Чтобы не пришлось жаловаться ему, как отцу, и признаваться в слабости.
Момент с маленьким Сэмом – как я его понимаю в этот момент, когда нет сил просить, просто хочется, чтобы тебя поняли, услышали, сделали все, как надо.
– Я залез на кровать и уселся на твою задницу, потому что так было проще! Ты сейчас заявишь – все тогда и началось? Да? Это я виноват?
– Блядь, да забудь ты о гребаной вине хоть на секунду, Дин! Ты меня заебал, жутко! Ну как ты не понимаешь?! Это же самое простое, что может быть. Ты провел в аду сорок лет, ты бился с дьяволом, какого хрена тебя так зарубает?! Мне-то что делать, а? Давай, скажи. Я урод, фрик, я знаю, знаю! Никто в своем уме такого не хочет, не просит. Это капризы, обман, хуйня несусветная, но, Дин, я просто двинусь скоро! Мне надо хоть иногда видеть, что я в норме, что хоть кто-то на этой ебучей планете может смотреть на меня без отвращения! Я до усрачки боюсь приближаться к людям, потому что: «Сэм, и чего тебя так тянет трахать монстров?» «Сэм, ты помнишь, что твои подружки мрут как мухи?» Меня достал твой супер-мега-комплекс, меня достал ты, Дин!
Они идеально друг другу подходят – один виноват во всем, второй – урод и фрик. Но хотя бы они оба сказали это вслух.
Он тогда промямлил, что будет спать и доделает уроки утром, а ночью, пока отец храпел на соседней койке, застирывал в туалете белье, трясясь от ужаса и стыда.
Это был хороший сентябрь, говорит Сэм сейчас.
Платок! Мне нужен платок!
Мне нравится, как Дин пытается понять Сэма, понять, что им движет во время временного затишья в музее, как вспоминает их счастливые моменты с Лизой и надеется, что у Сэма были такие же. И как предлагает октябрь.
Они никогда не устают меняться – теперь Дин отдает октябрь за июль. Собственную жажду, вызванную сверхъестественным. Снова темная половина в деле.
В музее меня чуть не хватил инфаркт, а им хоть бы хны.
Предрассветная трасса с детства выглядела для Сэма мистически-призрачной дорогой в параллельную вселенную, мир снов, эдакой тропинкой из желтого кирпича – только без желтого. Прочерченным сверху маршрутом в иную жизнь. А в последние годы – после воскрешения дьявола – наследным пунктиром вглубь их судеб и дальше, по меткам крови, к самым истокам.
Их дорога, их вечная дорога.
Это невероятно, как Сэм тянет их связь, охоту к Каину и Авелю, делая ее искуплением за свершившееся. Как Дин отбивается изо всех сил от этой мысли, пока Сэм молится другим богам, потому что их Бог давно не отвечает молитвам.
Женщина округлила идеально очерченный рот ровной буквой «О», и прямо внутри собственной черепушки Сэм услышал слова: «Старший не знал, что убийство возможно. До него никто не отделял дух от тела».
Ноябрь принадлежит настоящему. Вместе с изгнанием чужого бога, они, похоже, отпустили собственные грехи. Дин перестал так оголтело все отрицать, даже умудрился сдвинуть кровати. Но самое забавное, что это наоборот напугало Сэма – он к такому непривык, вот и притормозил сначала.
И мне нравится, как Дин спрашивает: «Ты один?». Не хочет делить его ни с кем.
Дин медленно прикрыл веки, и когда открыл вновь, радужка приобрела болотно-зеленый оттенок от темной жажды.
Но охоту они все равно несколько подзапустили – боюсь, что Бобби оторвет им головы, когда увидит.
– Короче, в городе царит чума, а несколько человек накрывают стол на улице, начинают пировать и петь песни.
Блин, это потрясающая отсылка.
Снова в клуб?
Сэм не отвечал долго, сопротивлялся и сжимал зубы. Не верил, дурной, искал подвох.
Простите, но НУ НАКОНЕЦ-ТО!
Мне кажется, что вина Дина переплавилась в нечто другое. В вину за вину, например. Поэтому он и согласился на клуб, на занавеску – теперь в его ненависти к клубу сквозит что-то совсем другое, скорее, нежелание видеть, как Сэм добровольно вешает на себя какой-то не слишком приятный ярлык.
Давай, Сэмми. Веди, Сэмми.
Вот кстати, да – их несовпадающие скорости они же вели к этой вечной схватке за то, кто будет держать в руках контроль.
Наконец, Сэм насытился метками, доказал всем, а главное себе, что Дин навсегда только его. От сцены в клубе, по-моему, мебель загорается на раз.
Правда, нельзя сказать, что Люцифер от этого сдался, но зато противостоять ему стало намного легче, жить стало намного легче, да и воронка прекрастилась. Осталась только прямая линия шоссе, по которой все равно куда ехать – главное, что не по замкнутому кругу.

Небольшой ОСТ у меня собрался, пока я читала) Скачать тут

@темы: рек

---

С Днём Варенья!

[Kpo]

Мариночка, оставайся всегда таким позитивным солнышком! Твори нам на радость!!!
Желаем тебе праздника и фана каждый день. Пусть у тебя всё складывается замечательно, а мелкие трудности лишь придают остроты редким будням.
Дарим тебе этот перевод! Вонг уверяла, что "на вкус оно будет как вишнёвый пирог" тебе понравится.


Название: Как Джаред довёл (бы) маму Дженсена до инфаркта
Автор: miashay
Переводчик:  Kpo
Бета:  фоина
Пейринг: Дж2
Рейтинг: NC-17
Размер: ~2300 слов
Саммари: Джаред домогается Дженсена, пока тот разговаривает по телефону

***

Они даже на километр не отошли от дома, как зарядил дождь. Собакам-то что, им лишь бы поплескаться, ни одной лужи не пропускают. Мнение Дженсена, однако, у него на лице написано. Счастливые собаки – это здорово, но некоторым и во время съёмок хватает беготни по паршивой погоде. Два голоса в пользу возвращения.

К дому они подходят уже мокрые, хоть выжимай. Забегают в гараж, и Джаред сразу тянет собак в сторону, чтобы обсушить. Дженсен избавляется от ботинок, носков и сразу проходит в дом. Спустя пять минут собаки относительно сухие, а Джаред трясётся от холода.

По дороге он заскакивает в ванную и захватывает пару полотенец, одно – для Дженсена – набрасывает себе на плечи, а вторым сразу принимается вытирать волосы, с которых до сих пор течёт. Слегка протереть полотенцем вполне достаточно, всё равно – в душ. Но прежде он идёт на голос Джесена, раздающийся из кухни.

Дженсен перегнулся через кухонную стойку и болтает по телефону, который крепится на дальней стенке между кофе-машиной и кухонным комбайном. Он оборачивается и что-то говорит Джареду, когда тот входит в кухню, но Джаред зависает, уставившись на оттопыренную задницу, и не понимает ни слова. Влажные шорты, в которых Дженсен бегал, обтягивают ягодицы, врезаясь между половинок.

– Ты что, натянул их на голое тело? – спрашивает Джаред, не понижая голоса.

Дженсен таращит глаза и, тыча в трубку, одними губами произносит «мама».

– Ханжа, – так же беззвучно отвечает Джаред.

Рассмеявшись, Дженсен отмахивается. Отворачивается и снова всем телом облокачивается на столешницу, переступает с ноги на ногу, расставив свои кривульки. Бедра покачиваются при движении. Джаред восхищённо смотрит, как ткань спортивных шорт, сползшая почти до самой расщелины, туго обтягивает округлости. Дженсен переносит вес с ноги на ногу, выставив другое бедро, и теперь Джаред различает мягкие очертания мошонки.

Он двигается, не успев подумать, стягивает с плеч полотенце и накидывает Дженсену на спину, а другой рукой нежно обхватывает оттопыренный зад. Дженсен слабо выдыхает, но не возражает, только тянет полотенце на голову и начинает вытирать мокрые волосы.

Джаред никогда нарочно не прикасался к Дженсену подобным образом. Заигрывал с подтекстом, несомненно. Имелось, правда, одно памятное событие, но это была скорее дрочка в присутствии друг друга, после изрядной дозы алкоголя и просмотренной порнухи. Теперь же под ладонью твёрдое, гибкое тело, и Джареду любопытно, как далеко он сможет зайти, пока кто-нибудь из них не струсит.

Он начинает неторопливо изучать, оглаживать ладонями каждый дюйм дженсеновой задницы. Разминает мышцы, сперва осторожно, но постепенно увеличивает нажим, пока Дженсен не замолкает посреди фразы. Джаред поднимает взгляд: Дженсен оглядывается на него через плечо, прищуривается и снова показывает на телефон, но его дыхание слегка сбито. Джаред поднимает руки вверх, невинно улыбается и пожимает плечами.

Дженсен снова устраивается на стойке. Он ещё шире расставляет ноги, сильнее оттопыривает задницу. Это – приглашение, всё равно что сказать «можешь еще потрогать, главное, не позорь меня перед матерью». Джаред оглаживает ладонями свой пах и крепко сжимает член у основания.

Взяв себя в руки, он снова тянется к Дженсену. На этот раз оглаживает его бёдра прохладными пальцами. Кожа там влажная, немного липкая, но Джаред чувствует, как она разогревается под прикосновениями. Он забирается пальцами под шорты, всё выше и выше, до самого места, где бёдра переходят в ягодицы.

Окидывает взглядом замершего, опирающегося на локти Дженсена, изгиб его спины, округлость ягодиц. Шорты задрались, материал плотно обтянул яйца и член. Джареду до боли хочется потрогать там, наклониться и прижаться губами к сдавленной мошонке, горячо подышать на головку сквозь намокшую синтетику, но он всё ещё опасается, что слишком форсирует события.

Джаред отодвигается, отпускает штанину. Дженсен продолжая трепаться, крутит бёдрами и одёргивает штаны, ослабляя натянувшуюся ткань. Джаред довольно улыбается: ему нравится Дженсен, который болтает по телефону и кивает в такт разговору, ёрзает и извивается, пытаясь поправить перекрученные Джаредовыми стараниями шорты.

Джаред как никогда рад помочь. Он задирает рубашку Дженсена, обнажая порозовевшую от холода спину. Резинка шорт плотно обхватывает бедра, Джаред проскальзывает пальцами под нее, тщательно оглаживая каждый миллиметр открывающейся кожи, а затем тянет шорты вниз.

Дженсен судорожно втягивает воздух, то ли от холода, то ли от возбуждения, но Джаред не обращает внимания, он слишком сосредоточен на своём занятии. Быстро и аккуратно он подцепляет мокрую ткань, облепившую бёдра Дженсена, и стягивает, оголяя его ниже талии.

– Ладно, мам, мне пора, – говорит Дженсен в трубку.

Джаред отрывается от изучения его задницы. Обернувшись, Дженсен смотрит через плечо, прижав к уху телефон. Джаред отрицательно мотает головой.

– Разговаривай, – тихо шепчет он, чтобы никто кроме Дженсена не услышал.

Тот распахивает глаза. Ничего не ответив, он отворачивается и продолжает прерванный разговор. Джаред перестаёт его слушать, и всецело сосредотачивается на теле, которое находится в его распоряжении.

Протягивает руку, но резко останавливается. Ему нравится ощущать под пальцами кожу Дженсена, но он хочет попробовать ещё кое-что. Он опирается по обе стороны бёдер Дженсена и наклоняется ниже.

Первое прикосновение губ к пояснице заставляет застонать их обоих. Дженсен свой стон скрывает за кашлем. Джаред слышит, как он неуклюже оправдывается в трубку, и несколько раз заходится кашлем, для достоверности. Джаред глушит смешок, уткнувшись в ягодицу, вылизывая и наставляя засосы везде, куда придётся, пока его распирает от смеха.

Когда на заднице Дженсена не остаётся ни одного не вылизанного места, он перебирается ниже и принимается кончиком языка трогать рубчик на мошонке. Ещё раз лижет, ненадолго отрывается и усаживается на колени прямо у Дженсена между ног и берётся за дело всерьёз, принимаясь целовать и облизывать между ног, наблюдая, как оживает и приподнимается член, но не касаясь его.

Джаред подбирается поближе. Поднимает руки, раздвигает ягодицы и, не теряя времени, принимается ласкать дырку языком. Он входит в ритм, не пытается проникнуть глубже, просто настойчиво лижет сжатое отверстие снаружи. И не прерываясь ни на секунду, тискает ладонями упругие ягодицы.

Удивительно, но Дженсену так проще. Он снова включается в разговор, выдавая за раз больше, чем «угу-угу» или «конечно, мам». Джаред в ответ со всего размаху засаживает язык в дырку, так глубоко, как только может достать. Дженсен мычит сверху, удивлённо, но так сладко. Джаред улыбается и делает так ещё раз, а потом ещё. Он вращает языком в заднице, туда– сюда, пока в дырке не начинает хлюпать, не переставая стискивать и мять ягодицы.

Он поднимает взгляд: Дженсен смотрит на него, сцепив зубы. Лицо бледное, зато шея полыхает, телефон всё так же прижат ухом к плечу. Джаред прерывается, чтобы накрыть ладонью свой член, но как бы сильно он не сжимал его сквозь брюки, этого всё равно недостаточно. Он встаёт, стягивает с себя шорты вместе с трусами и тянется к Дженсену. Дженсен бормочет в трубку очередное «угу», ласкаясь щекой о его ладонь.

Джаред на секунду накрывает ее, пробегает пальцами по лёгкой щетине, а потом суёт их в рот Дженсену. Дженсен облизывает пальцы, пристально глядя ему в глаза.

И вдруг дёргается назад выпуская пальцы изо рта:
– А я думал, тётя Нэнси переехала в Сан-Антонио.

Джаред прикусывает губу, чтобы не рассмеяться и протягивает Дженсену другую руку. Дженсен закатывает глаза, но в перерывах между вопросами маме несколько раз лижет его ладонь. Когда Джаред решает, что хватит, рука отправляется прямиком к его члену. Мокрые пальцы другой он проталкивает глубоко в задницу Дженсену.

Проявляя чудеса координации, он быстро и глубоко двигает ими и, одновременно, нежно дразнит лёгкими касаниями свой член. Он находит простату Дженсена, и тот снова начинает отвечать матери односложными репликами. Джаред неумолимо трёт чувствительное местечко. Дженсен еле держится на трясущихся ногах, не имея возможности даже застонать, Джареду это доставляет неописуемое удовольствие. Он добавляет ещё один палец и, игнорируя простату, втискивается ещё глубже, до упора.

– Давай же, – шепчет он Дженсену, – не молчи.

– Трахни меня, – выговаривает Дженсен одними губами. Он шлёпаёт руку на стойку, и когда убирает её, там лежит презерватив и смазка.

Джареду приходится резко оторваться и оттянуть яйца, чтобы не кончить. Дженсен ухмыляется, отворачивается и задаёт вопрос в трубку, на этот раз про тётушку Джини. Джаред слетает с катушек. Он выдавливает любрикант прямо в дырку, размазывает, вталкивает внутрь, добавляет ещё палец, и теперь суёт почти всю руку, вращает кистью туда-сюда, а Дженсен продолжает беседовать с матерью.

Продолжая двигать рукой, Джаред подцепляет со стойки презерватив, надрывает зубами упаковку и с рекордной скоростью раскатывает резинку по члену. Следующим номером идёт смазка, толстым слоем, а потом он вытаскивает пальцы и толкается внутрь.

Несмотря на долгую прелюдию, Дженсен – тугой. Настолько, что Джареду даже не надо спрашивать, давно ли у него последний раз был секс. Но это его не останавливает, и он рывком засаживает, яйца шлёпают о яйца Дженсена. Немного выходит и снова въезжает, заворожено наблюдая, как член входит в Дженсена, как покрасневшая блестящая от смазки дырка натягивается на его член.

Он настолько погружается в ощущение тёплого влажного скольжения, что даже не сразу соображает, что Дженсен под ним уже стонет в голос. Джаред устраивает огромные ладони на ягодицах, оттягивает их в стороны, раздвигая пошире дырку, и принимается насаживать Дженсена на свой член. Дженсен скребёт поверхность столешницы, пытается найти упор, но Джаред снимает руки с ягодиц, ухватывает его за бёдра и вбивается всё глубже, с оттяжкой натягивая на член. Он делает шаг назад, стягивает Дженсена со столешницы, пока тот не хватается за край.

Зато теперь Дженсен тоже может подмахивать со всей силы. Джаред протягивает руку к его члену, собирает ладонью смазку, сочащуюся с головки, обхватывает скользкой рукой и дрочит навстречу своим толчкам.

В перерывах между выдохами Дженсен разражается руганью, бесконечным потоком непристойностей, «сильнее» и «ещё», у Джареда хватает совести понадеяться, что Дженсен догадался отключить микрофон у телефона. От мысли, что несчастная миссис Эклз слышит, как дерут её сына, у него… ну, ладно, у него стоит ещё крепче. Последние несколько толчков он представлял себе выражение её лица в тот момент, когда до неё дошло, что за звуки она слышит: шлёпанье мошонки и хлюпанье мокрой дырки, стоны и грязные словечки. Он кончает, выкрикивая имя Дженсена, снимая все вопросы по поводу своего участия в процессе. Дженсен срывается следом за ним, туго сжимается вокруг члена, выдаивая до капли.

Он лежит на Дженсене, наблюдая, как капли стекают по шкафчику под столешницей и падают на пол.

– Знаешь, ты просто на всю голову долбанутый, – говорит Дженсен, едва переведя дыхание. И смеётся. Джаред вторит ему, забираясь пальцами под рубашку, насквозь мокрую, теперь уже от пота, а не от дождя, и гладит бока.

– Может, мне просто нравится твоя мама, – отвечает он.

Дженсен загибается от смеха и машет в сторону стойки, на давно выключенный телефон. Джареду становится любопытно, когда это Дженсен догадался повесить трубку.

– В следующий раз, когда будет желание поебаться, давай обойдёмся без аудитории?

Джаред вытаскивает член и смотрит, как оставшаяся смазка медленно течет у Дженсена по ногам. Заторможено кивает, всё ещё не отойдя от оргазма.

– Как скажешь, чувак, – говорит он, улыбаясь, собирает смазку пальцами и снова пропихивает её в дырку, – как скажешь.

---

Дженсен из «Фактора Детонации»

[Birthday Party]

Дорогая Марина!
Петит-мадам очень жалеет, что не может прочитать Фактор Детонации в оригинале, но передает поздравления и дарит Дженсена — так, как видит его в этой истории.

---

[ValleryPrankS]

Дорогая Марина!
В этот день, хочется пожелать тебе исполнения самых заветных твоих желаний, много тепла, радости и улыбок! Спасибо тебе за твои захватывающие истории, которые никого не оставляют равнодушными.
С днем рождения!

смотреть подарок

*кликаем на картинки, чтобы просмотреть в оригинальном формате*

---

[Marizza Tyler]

Дорогая Марина! С Днем Рожденья!
Спасибо Вам большое за ваши тексты, за настроение, за все, в общем, спасибо.
Вы необыкновенная, по-настоящему удивительная, поменьше Вам ангста и побольше флаффа в жизни

Меня не заклинило на Факторе Детонации, что Вы.
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

---

[Imaridin]

Дорогая Марина! С Днем Рождения!

Счастья , любви,вдохновения и всего всего самого прекрасного !

подарок

иллюстрации к «Чумному городу»

---

С Днем Рождения!

[dogstail]

Название: Герой (Big Damn Hero)
Автор: TasteTheRainbow
Бета:  Kirrsten
Пейринг: J2
Рейтинг: NC-17
Жанр: er
Размер: 1480 в оригинале
Саммари: «Мы трахались в его рабочее время, и он даже броник не снял. Скажи, круто?» - вчерашнее смс
Дисклеймер: не мое, не извлекаю, не спрашивала


Известный факт: у Дженсена широкие плечи, отличная стрижка и задница, какой свет не видывал, но в первую встречу Джареду было не до плеч и задниц. Он зашел в банк положить на счет подаренные мамой на день рождения деньги, а какому-то долбанутому грабителю приспичило потрясти дешевым пистолетом. И все же то, как Дженсен убедил ненормального сдаться, не причинив никому вреда, произвело на Джареда неизгладимое впечатление.

А упомянутые красоты он оценил-таки по достоинству два дня спустя, приняв приглашение Дженсена поужинать у тележки с хот-догами.

К достоинствам, правда, прилагаются минусы. Со сногсшибательным переговорщиком из ФБР хрена с два побудешь наедине. Дженсен – специалист высшего класса, что полезно для карьеры, зато на личной жизни сказывается не лучшим образом. Подумаешь, дома дожидаются – дело ждать не станет. Спасение людей поважнее каких-то там планов Джареда.

Он ужинает китайской едой прямо из коробки и смотрит по телевизору «Сообщество», когда распахивается дверь, и Дженсен – ни тебе «здрасте», ни приветственного поцелуя – несется наверх.

Звук торопливых шагов снова раздается на лестнице и стихает на кухне. Отставив в сторону курицу с кешью, Джаред отправляется разузнать, что стряслось.

Дженсен стоит возле раковины и жадно пьет воду из стакана. Брюки от костюма даже не помялись, туфли начищены до блеска, на лбу – ни капли пота, идеальный образ завершают бронежилет и закатанные рукава рубашки. В стрессовой ситуации Дженсен – самый невозмутимый парень на свете, но сейчас выражение его глаз не имеет ничего общего со спокойствием.

– Милый, ты дома, – пытается пошутить Джаред, но Дженсен лишь качает головой и делает очередной глоток. – Не дома?

Не отрывая напряженного взгляда от окна над раковиной, Дженсен медленно вдыхает и еще медленнее выдыхает.
– Там кое-какие документы остались, я просто… – он ставит стакан в раковину и до белых костяшек сжимает ее край, – устроил перерыв, чтобы сгрести мозги в кучу.

Как ни крути, порой и дома Дженсену нет покоя от работы. Бывает, ему не удается выкинуть из головы очередной кошмар, перестать думать о чудовищных деталях нового преступления. Он зависает в таком состоянии на несколько часов, пока не вспоминает, что у него есть работа и принимать ее близко к сердцу нельзя. Жизнь и здоровье многих зависят от его умения найти подход к психически нестабильным людям в состоянии крайнего нервного напряжения, но память о травмирующих событиях с закрытием дела не стирается.

Джаред никогда не расспрашивает о подробностях, вот и сейчас он просто обнимает Дженсена за талию и целует в щеку.

– Если проголодался… – Дженсен не дает закончить – разворачивает и прижимает грудью к холодильнику. Не первый раз вроде, но опять неожиданно.

Несколько секунд, и штаны спущены, а Дженсен влажно водит приоткрытыми губами пониже уха.

Да уж, бронежилет на человеке, с которым собираешься жить долго и счастливо до конца времен, несколько сбивает с толку. У Дженсена опасная работа, чему броня должна бы служить подтверждением, но сегодня она служит афродизиаком: жесткий край тяжело давит на прикрытую футболкой поясницу, отчего нападает неодолимая охота потереться задом о Дженсена.

– У меня ничего нет.

Любовь любовью, однако без подготовки Джаред не жаждет играть свою роль в выбранном Дженсеном восхитительном порно-сценарии.

Дженсен лишь поддает бедрами.

– Руки, – велит он и лижет от кромки волос до растянутого ворота.

Джаред без промедления скрещивает запястья за спиной и ложится щекой на дверцу. Ситуация довольно неловкая: он притиснут к холодильнику, а Дженсен стоит сзади и черти что творит с его голым задом.

– Давай, – цедит Джаред сквозь зубы, слегка покачиваясь. Пояс джинсов мешает нормальному кровообращению, хотя о какой норме может идти речь, когда вся кровь устремилась в пах. Если так пойдет и дальше, он грохнется в обморок, не дождавшись следующего прикосновения.

Дженсен не отвечает. На запястьях смыкаются жесткие пальцы – хватка под стать наручникам, между ягодиц требовательно давит горячий член. Другая рука придерживает за бедро в нужном положении, будто Джаред какая-нибудь секс-кукла. И для независимого парня у него слишком крепкий стояк при мысли о том, как он будет угождать Дженсену, как позволит собой воспользоваться.

– Не шевелись, – щекотно сползает по шее. Дженсен цепляет зубами мочку, и Джаред ахает. Из-за необычайно собственнического укуса от уха к пальцам ног устремляется волна жара.

Дженсен неожиданно перемещает ладони Джареда ему на задницу и молча ждет. Хочет, чтобы раскрылся напоказ, покорно удовлетворил любой каприз, осеняет Джареда. И надо же, он не только не оскорблен, но и без колебаний выполняет приказ, особенно после того, как Дженсен трет головкой вокруг дырки.

Он тяжело дышит в затылок, нет-нет да тыкает членом под яйца, потом проезжается вверх и давит на вход. Очень скоро у Джареда начинает печь в груди от попыток сдержать мольбы, не попросить раздеть его догола и водить членом по всему телу.

Мысли, которые обычно даже не приходят в голову, теперь крутятся вихрем, наполняя таким желанием и страстью, что кажется, его разорвет сейчас от избытка и недостатка ощущений одновременно. Хочется, чтобы разложили, хочется почувствовать член поясницей, животом, между лопаток – а ведь прежде он не считал эти зоны эрогенными, – вокруг сосков и на губах.

Дженсен стонет, до синяков сжимая бедро, и Джаред рад. Когда Дженсена вызовут изображать героя, боль от прикосновений к тем местам, где он трогал, станет доказательством реальности того взрывного и сокрушительного, что происходит между ними сейчас.

– Да, вот так. Дай мне тебя послушать, – рычит Дженсен в макушку, и Джаред осознает, что наполнившие кухню жалобные невнятные звуки слетают с его собственных губ.
– Только посмотри, как тебе нравится.

Отпираться нет смысла. И он толкается навстречу Дженсену, впиваясь пальцами в собственный зад и умоляя о большем, потому что не в состоянии думать ни о чем другом.

Дженсен кусает за плечо и кончает на задницу, заглушая стон футболкой. Джаред судорожно ищет, за что бы ухватиться, лишь бы не потерять равновесие, и его вскрик не заглушает ничего.

Под руку попадает кофе-машина, сверху тут же ложится жесткая ладонь, вторая сжимается в кулак на члене, и этого хватает.
– Боже, – кричит Джаред, – Дженсен…

Возможно, он поминает еще какие-нибудь божественные сущности, кончая Дженсену на пальцы и себе на живот.

С минуту они стоят, прильнув друг к другу, и тяжело дышат – вполне сойдет как замена разговорам после секса. Затем Дженсен с всегда присущим ему спокойствием отходит назад.

Когда Джаред поворачивается – в по-прежнему спущенных штанах и с взбитыми венчиком мозгами, – Дженсен вытирается кухонным полотенцем, ласково улыбается Джареду, заправляется и с облегчением поводит плечами.

– Надо возвращаться, – он бросает полотенце Джареду и смотрит на часы. – Мне платят не за быстрый перепих в рабочее время.

– Да, да, – лениво соглашается Джаред. – Пойду, телик посмотрю, доем курицу. А ты иди, геройствуй дальше.

---

«По рукам и ногам»

[Фиолетовая Лиса]

Дорогая Марина!
Хочется пожелать тебе всего только самого светлого, прекрасного и волшебного, ведь ты, без сомнения, этого заслуживаешь!
Спасибо тебе за твои истории, которые запоминаются и становятся одними из самых любимых, вне зависимости, по какому фандому и как давно они были написаны И безумно хочется, чтобы их стало еще больше. Нам всем невероятно повезло, что ты у нас есть.

С днем рожденья тебя!

Название: По рукам и ногам (All Tied Up)
Автор: checkthemargins
Перевод:  Фиолетовая Лиса
Бета:  Fate
Пейринг: Дин/Сэм
Рейтинг: NC-17
Жанр: hurt/comfort, сюжетное порно, шмуп
Размер: ~ 4 200
Предупреждение: упоминание пыток, связывание, немного dirty talk и совсем не ироничное употребление ласковых имен)))
Саммари: После многочисленных случаев связывание стало для Сэма настоящей фобией. Дин более чем рад сделать так, чтобы у Сэма оно ассоциировалось с чем-то приятным.

Развернуть подарок

Сэм весь перемазан болотной жижей и черными внутренностями монстра и, помимо этого, с ног до головы покрыт синяками: гигантский водяной змей, словно вылезший из третьесортного ужастика, успел хорошенько потрепать его, пока Дин пытался взять голову монстра на прицел. И все это под ехидный гогот мелкого несносного каппы.

— Я взял его с собой, — все твердил каппа с отчетливым японским акцентом. — Из самого дома. Я взял его с собой.

Теперь змей, как и каппа, мертв. Любимый дробовик Дина напоминает причудливый крендель, а Сэму очень, очень сильно хочется спать — наверное, он получил сотрясение, когда его приложило о громадный камень. Хотя сонливость — пока единственный симптом, так что Дин сомневается с диагнозом. Может, Сэму просто хочется спать, кто знает? Если тебя не так давно швыряли из стороны в сторону гигантские водяные змеи, то в этом желании нет ничего странного.

Дин снимает номер и возвращается к сидящему в Импале Сэму.

— У нас нет еды, — сообщает он. — Пойдешь со мной или все же будешь отмываться?

— В душ, — Сэм выползает из машины и ловит брошенный Дином ключ. — Спасибо.

— Я мигом, — обещает Дин.

Он смотрит, как Сэм ровной походкой направляется к двери и скрывается внутри, и только тогда садится в машину. Он ненадолго. Сэм в состоянии позаботиться о себе каких-то пятнадцать минут.

Торговый центр располагается неподалеку от мотеля. Сперва Дин заходит в «Таргет» за фильмом с Джетом Ли, лакричными конфетами и несколькими пачками «М&М’s», затем в «Ликер Барн» за текилой, «Джеком Дэниелсом» и пивом, а в «Бугрер Кинге» берет парочку больших бургеров и фри. Охота выдалась не самой легкой, они заслуживают небольшую передышку.

Жуя картошку фри, Дин подходит к номеру и, стоит ему прикоснуться к ручке, как дверь со скрипом открывается — и в этом нет ничего удивительного, ведь замок сломан. Дин тут же, стараясь не издавать ни звука, кладет пакеты на пол, достает из-за пояса пистолет и входит внутрь.

В комнате разгром, лампы, стол, окно — все разбито и сломано, лишь кровати остались нетронутыми. На забрызганном кровью полу валяется зуб, слишком желтый, чтобы принадлежать Сэму. Кроваво-ржавый след на облупившейся краске стены ведет в ванную. Дверь раскрыта, льющаяся из-под крана вода уже залила пол, а значит, номер пуст. Сэма здесь нет.

Дин глубоко дышит, пытаясь успокоиться, сердце стучит в до нелепого знакомом уже ритме. Он достает из кармана телефон и нажимает клавишу «2» быстрого набора.

— Ну что еще, Дин? — устало спрашивает Бобби.

— Сэм пропал, — говорит Дин и добавляет: — Снова.

— Да что ж за черт!

Это, в принципе, отлично описывает ситуацию.

===sdsdsdsdsdsdsdsdsd===

У них уходит шесть дней и четырнадцать часов, чтобы найти Сэма, еще шесть часов, чтобы доехать, две минуты, чтобы взять дробовик и нож. Затем Дину понадобилось менее трех минут, чтобы расправиться с тремя похитившими Сэма охотниками, и еще две, чтобы найти в кармане одного из них ключ и отпереть подвальную дверь.

Сэм лежит на полу в углу. На его ногах огромные наручники поверх грубой веревки. Он обнажен и избит до полусмерти, на ранах запеклась кровь, бурые капли видны и на полу. По сильно выпирающим ребрам Дин понимает, что эту неделю Сэма практически не кормили и он потерял пугающе много веса; Сэм всегда очень быстро худел. Дин замечает ожоги на груди и животе, толстые порезы на бедрах и длинные, еще не затянувшиеся рубцы на спине, словно Сэма пороли хлыстом.

— Господи боже, — выдыхает Дин, опускаясь рядом с Сэмом на колени. Он осторожно прикасается к щеке, на которой расплылся огромнейший синяк, и Сэм открывает глаз — тот, что еще может открываться.

— Привет, — сорванным от криков голосом хрипит Сэм.

Дин закатывает глаза — Сэмми никогда не забывает о вежливости — и вставляет ключ в наручники.

— Привет.

— Ты убил их? — спрашивает Сэм, приподнимая слабые руки, чтобы было удобнее разрезать опутавшие их веревки. Затем Дин осторожно опускает его руки обратно на пол, и Сэм вздрагивает, чувствуя, как к онемевшим ладоням приливает кровь.

— Нет. Хотя они явно не досчитаются коленных чашечек. Не уверен только, что этого достаточно. Они схватили тебя, пока ты был в душе, так что я понимаю, почему ты голый, но если они посмели…

— Нет, — взгляд Сэма мягкий, здоровый глаз блестит в свете солнечных лучей, проникающих сквозь окошко под потолком. — Не посмели. Клянусь. Угрожали, но на этом все.

— Ублюдки. Что им было от тебя нужно?

— Наказать меня. Люцифер убил их друзей. Как и я, когда был без души. Они просто хотели, чтобы мне было больно.

Сэм кладет голову на каменный пол и бережно прижимает к груди изодранные в кровь запястья. Дин закусывает нижнюю губу, как можно сильнее, стараясь держать себя в руках, и освобождает ноги Сэма от наручников.

— Не люблю быть связанным, — слабым голосом произносит Сэм. Он бледен, здоровый глаз словно остекленел.

Дин разрезает веревки на лодыжках и, убрав нож, запускает пальцы в грязные, засаленные волосы брата. Сэма столько раз связывали за его жизнь: монстры, та семейка психов из глухомани, сам Дин и Бобби в бункере, может, даже Люцифер в клетке, и вот теперь — не в первый раз — другие охотники, которые, по логике вещей, должны быть на их стороне. Все это развилось в настоящую фобию. И теперь трое охотников пытали его всевозможными способами, но жалуется Сэм только на веревки.

Дин тихо вздыхает. Его одновременно переполняет и облегчение, и ярость оттого, что его израненный брат дрожит сейчас на полу в грязном подвале. Дин кладет ладонь на синюшную щеку и, нежно погладив большим пальцем нижнюю губу, наклоняется и осторожно прижимается губами ко рту Сэма, пробегает кончиками пальцев по уху. И Сэм отвечает, цепляется искровавленной рукой за куртку брата.

— Я знаю, мелкий, — шепчет Дин и прижимается лбом к его лбу. — Я знаю.

===sdsdsdsdsdsdsdsdsd===

Проходит две недели, и они едут на машине в Су-Фолз. Сэм уже почти в норме. Благодаря чудодейственной силе «Неоспорина» от рубцов на спине и рваных ран на запястьях и щиколотках остались только в шрамы, а многочисленные синяки, кроме особо серьезного на скуле, уже исчезли. Трещины на нижней губе затянулись, покрылись корочкой, а еще благодаря чересчур навязчивой заботе Дина Сэм набрал вес и теперь опять регулярно делает изматывающие упражнения, что и помогло ему вернуть себе здоровый вид. Все идет отлично, они вернулись к Охоте, и последние три дня у Дин даже получалось оставлять Сэма одного на целых полчаса. Они выздоравливают.

— Дин? — говорит Сэм где-то в Миннесоте.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты меня связал.

Дин шокированно смотрит на него, затем громко матерится, чуть не выехав на встречку, и сворачивает на обочину.

— Чего?!

— Я хочу, чтобы ты связал меня, — повторяет Сэм. Он смотрит на Дина, поглаживая при этом подушечками пальцев шрамы на левом запястье. — Ну, в смысле, в постели.

От его слов у Дина крепко встает за секунду. Он и не знал, что это возможно.

— Ты хочешь, чтобы я тебя связал? — переспрашивает он, чтобы удостовериться.

— Да, — Сэм неловко потирает ладонью шею, смущенно наклоняет голову, но не отводит взгляд.

Дин облизывает вмиг пересохшие губы.

— А зачем?

— Просто… у меня кошмары после всего этого. Я хочу, чтобы связывание ассоциировалось у меня с чем-то другим. Я не хочу говорить на эту тему или чтобы ты начал переживать, я просто хочу, чтобы это было связано с тобой. С чем-то приятным. Я знаю, ты можешь мне помочь.

Дин раздвигает ноги, пытаясь облегчить давление на свой теперь уже до боли твердый член.

— Правда?

Сэм легко улыбается, его глаза темнеют.

— Да. Только ты.

От этих слов в Дине пробуждается собственнический инстинкт, и он с силой стискивает руль.

— Хорошо. Да, хорошо.

Сэм улыбается, затем откидывается на сиденье и закрывает глаза. Дин тайком прижимает ребром ладони бугор в джинсах, и заводит мотор.

===sdsdsdsdsdsdsdsdsd===

Пару дней спустя Дин снимает номер в гостинице, куда более дорогой, чем они обычно себе позволяют. В десять вечера они уже помылись и вновь одетый Дин уложил влажного, раскрасневшегося после душа Сэма на кровать.

Дин не может удержаться, чтобы не полюбоваться длинным, загорелым, чертовски сексуальным телом, крепкими твердыми мускулами. Давненько ему не предоставлялась такая возможность: за последний месяц им с Сэмом хватало времени разве что на быстрые перепихоны и дрочки с минетами. Но теперь у них есть полное право никуда не торопиться.

На Дине рубашка с короткими рукавами. Обычно он носит ее поверх маек, но сейчас она расстегнута на его голой груди и липнет влажной коже. На прикроватной тумбочке лежат три галстука от костюмов ФБРовцев, кожаные наручники и шелковая веревка, купленная в секс-шопе. Сегодня ведет Дин, но он решает позволить Сэму сделать выбор.

— А что хочешь ты? — спрашивает Сэм, тем самым выдавая свою нервозность. Дин лишь качает головой и под пристальным взглядом Сэма подходит к столику.

— На твое усмотрение, Сэмми, — говорит он, проведя пальцами по галстуку.

Сэм облизывает нижнюю губу и немного выгибает спину, словно ему уже не терпится. Он полувозбужден, толстый член тяжело лежит на бедре. Потершись щекой о подушку, Сэм задумчиво проводит языком по небу, выбирая.

— Веревка, — наконец решает он. Гладкая темно-синяя веревка вьется между его пальцев, когда Сэм тянет ее со столика, и от вида этого у Дина перехватывает дыхание. Сэм тихо вздыхает и прикусывает нижнюю губу.

— И наручники.

Совсем как в тот раз, когда его похитили охотники. Наручники поверх веревок. Дин отгоняет воспоминание и кивает.

— Хорошо.

Сэм неподвижен, когда Дин обматывает веревкой его запястья и закрепляет узел, который Сэм при всем своем желании не сможет развязать. Его уже порядком трясет, поэтому Дин быстро застегивает кожаные наручники и, вытянув его руки над головой, привязывает веревку к деревянной перекладине изголовья.

Затем Дин забирается на кровать к притихшему Сэму. Тот все еще дрожит, но в его широко открытых глазах, помимо страха, Дин видит доверие. Столько доверия, что это уже больше похоже на смирение. Сэм смотрит на него так, словно кроме Дина для него больше ничего в мире не существует.

— Все хорошо? — Дин кладет ладонь на щеку с все еще заметным синяком, перебирает пальцами длинные волосы. Сэм отзывается на ласку, словно кот.

— Да. Да. Просто… Будь там, где я могу тебя видеть, ладно?

Дин незамедлительно кивает и сжимает пальцами подбородок Сэма.

— Обещаю. Ты уверен, что хочешь этого?

— Да, уверен, Дин, честно.

— Хорошо. Как скажешь.

Дин отпускает его подбородок и садится в изножье кровати. Сэм тянет веревку, словно проверяя на прочность, и приглашающее разводит ноги. Дин не отрывает от него взгляда, ждет, пока он затихнет, и только тогда позволяет себе дотронуться. Ему не хочется связывать еще и ноги, это было бы уже слишком, и Сэм, поняв это, заметно расслабляется.

— Давай так, — говорит Дин и, ухватив Сэма за лодыжку и под коленом, сгибает ногу, пока Сэм не упирается ступней в матрас. — А вторую так, — он отводит опять же согнутую в колене ногу в сторону и укладывает на бок. В такой позе Сэм словно выставлен на показ, и его член заметно крепнет, загибаясь к животу. Сэм тяжело, сладко вздыхает, когда Дин, наклонившись, прижимается губами к внутренней стороне его бедра, и пытается развести ноги шире. Кровь Дина словно закипает, член пульсирует в джинсах, от вида связанного Сэма просто сносит крышу… а ведь это только начало.

Дин кладет ладонь на живот, в каких-то миллиметрах от члена, и улыбается Сэму в бедро, услышав разочарованный стон. Он успокаивающе кружит ладонью по подрагивающим мускулам, на долю секунды ныряет пальцем во впадинку пупка. Сэм тихонько хмыкает. Дин поднимается вверх по ноге Сэма горячими влажными поцелуями, оставляет на чувствительной коже темный, собственнический засос. Сэм извивается и недовольно ворчит, лениво дергая связанными руками, и, подняв голову, Дин уже не видит в его глазах прежнего страха.

Удерживая Сэма взглядом, Дин скользит ладонями по его бокам, ласкает большими пальцами соски и, нависнув сверху, ловит ртом его губы, проглатывая стон. Сэм отвечает на поцелуй, жарко, и в кои-то веки — совершенно покорно. Они вообще не заморачивались, кто и когда сверху, а кто снизу, но Сэм еще никогда не был таким беззащитным и открытым, и Дин этим откровенно наслаждается.

Сэм охотно раскрывает рот, и они сталкиваются языками. Дин обнимает ладонями его лицо, поглаживая подушечками пальцев высокие скулы, и углубляет поцелуй, пробегает кончиком языка по небу, острым краям зубов. Сэм ерзает, резко подбрасывает бедра вверх в попытке прижаться к Дину, но тот слишком высоко, а поза не оставляет простора для маневра. Сэм раздраженно стонет Дину в губы, и тот, улыбнувшись, разрывает поцелуй.

Сэм тянется следом, не желая прекращать, но веревка не позволяет, и он, тщетно дергая руками, снова недовольно мычит и жарко шепчет имя Дина. Тот просовывает руку между Сэмом и матрасом и прижимает ладонь к пояснице.

— Давай-ка, — его голос низкий и сиплый. — Давай, попробуй так.

Дин помогает Сэму приподнять бедра и сам подается навстречу, чтобы член Сэма — уже истекающий смазкой — терся о его собственный, по-прежнему скрытый джинсами. Сэм упирается пятками в матрас и яростно двигает бедрами, вжимается в Дина, пока тот оставляет засосы на его груди и шее — мой-мой-мой — заставляя дыхание Сэма сбиваться. Так проходит около двадцати минут, и Дин понимает, что Сэм уже близок к разрядке.

Отстранившись, он улыбается, когда Сэм протестующе стонет. Его волосы влажные от пота, а со стоящего колом члена на живот уже натекло смазки. Дин поглаживает ладонями его бедра.

— Сэм. Сэм, все нормально?

Сэм, закусив губу, кивает. Его грудь тяжело вздымается, руки отчаянно цепляются за удерживающие их веревки, бедра отчаянно трахают воздух… Ничего более возбуждающего Дин в жизни не видел.

— Дин, — бесстыдно стонет Сэм. — Дин, пожалуйста, пожалуйста!

Дин усмехается и, приспустив с плеч рубашку, расстегивает джинсы и сжимает свой до боли твердый член.

— Что, Сэмми? — тягучим голосом спрашивает он. Сэм не сводит глаз с его ширинки. — Чего ты хочешь, скажи мне?

— Тебя, — Сэм сжимает-разжимает кулаки, выгибает спину, отрывая плечи от подушки, отчего веревка натягивается так сильно, что Дин хмурится и, устроившись между раздвинутых ног Сэма, обнимает ладонью его шею.

— Эй, — произносит Дин. Сэм всхлипывает и отзывается на прикосновение, прижимается влажными, зацелованными губами к его запястью. Пальцами другой руки Дин ласково проводит по коже сразу под кольцом веревки. — Полегче, хорошо? Это я, только я. Не нужно боли, мы здесь не за этим, так? Не дергай так сильно.

Сэм почти мгновенно расслабляется, словно следуя приказу, и у Дина снова сжимает горло.

— Я не позволю, чтобы ты навредил себе, — бормочет он, подушечкой большого пальца поглаживая ямку между ключиц.

Сэм робко улыбается, все еще тяжело дыша.

— Тебе не нужно защищать меня, Дин. Ты… просто помогаешь мне справиться с проблемой.

Дин медленно качает головой, глядя ему прямо в глаза.

— Я всегда буду стараться защитить тебя, Сэмми.

Сэм хочет что-то возразить, но Дин не собирается больше это обсуждать. Он ловит губы Сэма своими, и тот охотно забывает обо всем. Отстранившись, Дин утыкается носом в его щеку и шепчет на ухо:

— Скажи, чего ты хочешь.

— Твой член, — отвечает Сэм, и Дину приходится закрыть глаза от моментально нахлынувшего острого наслаждения. — Хочу твой член. Дин, трахни мой рот, пожалуйста. А потом трахни меня.

Сэму явно нравится игра, он с таким рвением отдает себя в полную власть… Дин сдерживает стон и, кивнув, лижет проступающий на шее багровый засос. Как Сэм сказал, так и будет.

Встав с кровати, он окончательно избавляется от рубашки и снимает джинсы. Затем снова забирается на Сэма, перекинув ногу через его грудь. Дин грубо дрочит себе, а Сэм смотрит на него снизу вверх, жадно облизываясь.

Дин не торопится, раскрашивает ему губы смазкой, прежде чем заставить открыть рот и скользнуть внутрь. Сэм охотно принимает член и закатывает глаза, словно ничего приятнее в своей жизни не испытывал. Он приподнимает голову с подушки, и Дин тут же запускает руку ему в волосы, удерживая на весу, а ладонь другой кладет ему на щеку, большим пальцем поглаживает уголок губ, сейчас широко растянутых вокруг члена. Сэм умело ласкает его горячим языком, ведет вдоль вены, дразнит щелку, снова спускается под головку. Дин со стоном матерится и подается вперед, сжимая пальцами подбородок Сэма.

Сэм дышит носом и раскрывает шире рот, расслабляя горло, позволяя Дину проскользнуть на всю длину. Горло Сэма дрожит вокруг головки, и Дин, покрепче перехватив в кулаке его волосы, опускает ладонь ему на шею, чтобы ощутить, как Сэм сглатывает вокруг него.

— Так хорошо, Сэмми, — Дин понимает, что звучит как в дешевой порнухе, но какого черта. — Ты такой молодец. Нравится быть связанным для меня, правда?

Сэм стонет, слишком занятый, чтобы поддержать диалог. Дин кружит подушечкой большого пальца по его шее и медленно, очень медленно начинает двигать бедрами, трахая этот горячий-горячий рот. Сэм стонет и что-то мычит, отчего стенки горла вибрируют, тесно и влажно сжимаясь вокруг члена, и одновременно пытается сосать, втягивая щеки. Он в наслаждении закрывает глаза, всем своим видом показывая, что его еще никогда так не возбуждал простой минет.

А Дин смотрит, борясь с желанием закрыть глаза и отдаться ощущениям, смотрит, потому что не хочет упустить ни единой мелочи. Он неторопливо двигает бедрами, ускоряясь по мере того, как Сэм расслабляется под ним, и убирает руку с его шеи, чтобы сжать в ладони свои полные яйца. Господи, он вот-вот кончит.

— Сэм, — зовет Дин. — Сэм, — на более развернутое предупреждение его не хватает, и, отстранившись так, чтобы во рту Сэма осталась только головка, Дин кончает с хриплым рыком, прикусив губу, сдерживая крик. Жар, желание, удовольствие, экстаз сливаются в одну сокрушительную волну, и оргазм накрывает его с головой. Сэм глотает сперму, а Дин не перестает трахать его рот, изливаясь ему в горло. Сэм снова дергает связанными руками, но Дин понимает, что в этот раз ему просто хочется дотронуться.

Дин медленно приходит в себя, позволяет члену выскользнуть изо рта Сэма и стонет, когда тот облизывает ярко-красные припухшие губы. Дин сползает по его груди вниз и, наклонившись, целует, чувствуя на языке собственный вкус. Сэм выгибается ему навстречу, жарко и жадно отвечает на поцелуй и выстанывает имя Дина, стоит тому оторваться от его губ.

— Молодец, — устало говорит Дин. Сэм коротко смеется и целует его в шею. Дин, до этого по-прежнему сжимавший в кулаке его волосы, ослабляет хватку и массирует кожу головы, чтобы прогнать неприятное ощущение. Впрочем, Сэму обычно нравится, когда Дин во время секса дергает его за волосы, так что вряд ли ему есть, на что жаловаться.

Когда Дин наконец находит в себе силы пошевелиться, он слезает с Сэма, чем вызывает у того недовольное мычание, и снова устраивается между его ног. У Сэма все еще стоит, с оставшегося без внимания члена уже натекло смазки, и Дин растирает ее по коже, попутно задевая пальцами напряженную головку. Сэм вскрикивает — возбуждение так велико, что легчайшее прикосновение приносит боль.

— Все хорошо, — успокаивает его Дин. Голос срывается, и он прокашливается. — Я рядом.

— Дин, — все, что говорит Сэм. — Дин, Ди-и-ин.

Дин свешивается с края кровати, чтобы дотянуться до валяющихся на полу джинсов, в кармане которых лежит смазка. Выпрямившись, он встречается с Сэмом взглядом. Сэм тяжело, медленно дышит и широко раскрытыми глазами смотрит, как Дин смазывает пальцы. Дин разводит его согнутые ноги как можно дальше друг от друга, затем растягивается между ними на животе и прижимается губами к бедру, слизывает капли смазки, собравшиеся в изгибе и, наконец, тянется рукой к заднице.

Сперва он дразнит, едва касаясь скользкими пальцами между половинками. Сэм чертыхается и вскидывает бедра, безуспешно пытаясь насадиться. Дин влажно целует его в живот, щекочет головку кончиками пальцев. Сэм загнанно дышит ртом, мышцы живота подрагивают, влажная от пота челка липнет ко лбу.

— Дин, — просит Сэм, дергает руками, но все же останавливается и отчаянно смотрит на брата. — Пожалуйста, пожалуйста.

— Да, детка, — и Дин, обведя вход указательным пальцем, скользит внутрь, где узко и так горячо. Сэм выгибается и пытается развести ноги еще шире, хотя это уже невозможно. — Сейчас.

Сэм сорвано вскрикивает, когда Дин добавляет второй палец и, согнув их, проводит костяшками по простате. Сэм содрогается всем телом, его член дергается. Дин обнимает ладонью ствол возле самой мошонки и большим пальцем ласкает чувствительную кожу прямо за ней.

Дин занимается этим почти целый час, потому что у них полно времени. Он трахает Сэма уже тремя пальцами, раздвигая их, раскрывая его, а Сэму ничего не остается, кроме как извиваться на простынях. Дин столько раз подводил его к самому краю, не давая при этом кончить, что Сэм уже обессилел, от неудовлетворенности и физического напряжения на его глазах выступают слезы, обжигающими дорожками стекая по вискам. Дин все также ласкает губами и языком его живот, то и дело задевая член, который дергается от малейшего прикосновения. Каждый раз, когда Сэм выкрикивает его имя, по спине Дина бегут мурашки.

Сэм хнычет, зовет его, беспрестанно умоляя: «Трахни меня, Дин, пожалуйста, трахни меня, трахни, трахни…» — тихо, слабо, слова едва различимы в потоке стонов, криков, черт, даже всхлипов, вырывающихся из его горла. Он задыхается, когда Дин добавляет четвертый палец.

— Блядь, — Дин не может отвести взгляд от растянутой задницы Сэма. — Блядь, Сэм, видел бы ты себя. Такой узкий, господи, какой же ты горячий, Сэмми…

— Дин, — Сэм снова всхлипывает, на этот раз раздраженно, он уже готов потребовать своего, и Дин, усмехнувшись, вытаскивает пальцы и ладонью выводит успокаивающие круги по бедру Сэма, когда тот безутешно хнычет. Бесцеремонно вытерев пальцы о простынь, Дин садится на пятки и снова тянется за смазкой.

— Сейчас, — обещает он, смазывая свой член. — Сейчас, Сэмми.

— Дин, отвяжи меня от кровати, — вдруг просит Сэм. Дин тревожно вскидывает голову, готовый прекратить все немедленно, если Сэму не по себе. Однако Сэм выглядит таким же возбужденным, что и минуту назад, и Дин непонимающе хмурится.

— Только от спинки, — тяжело дыша, объясняет Сэм. — Хочу оседлать тебя. Пусть руки остаются связанными, но я хочу оседлать тебя.

Дин, чувствуя, как тяжело пульсирует член, в состоянии выдавить из себя лишь слабое: «Хорошо».

Развязать узел не составляет никакого труда, и Сэм сразу пытается сесть, но из-за неудобной позы чуть не заваливается назад. Дин ловит его, одной рукой обняв за пояс, другой осторожно потянув за плечо. Сэм тяжело, неровно дышит, по его щекам скатываются слезы, которые Дин ловит кончиком языка. Сэм закидывает связанные руки Дину за голову, и тот, опустив ладонь ему на бедро, помогает усесться себе на колени. Напряженные члены сталкиваются, отчего Сэм, хныкнув, беспомощно трется бедрами о Дина. Дин за волосы тянет его голову назад и, оставив поцелуи на шее и подбородке, проталкивает в Сэма два пальца.

— Ш-ш-ш, Сэмми, — шепчет Дин. — Ш-ш-ш, все хорошо. Тише, солнце, я держу тебя.

— Солнце, — беззлобно ворчит Сэм, насаживаясь на его пальцы.

— Солнце, — повторяет Дин. — Малыш, зайчик, любимый, хороший мой, сладкий…

— Заткнись, Дин, — Сэм легко смеется, затем приподнимается, и Дин помогает ему опуститься на член. Сэм насаживается полностью, и ни один из них не может произнести ни звука: Сэм узкий, почти до боли, ведь он не был снизу с тех пор, как он выбрался из клетки.

Сэм первым издает низкий, протяжный полустон-полуплач. Он весь взмок и дрожит, вслепую прижимается губами к губам Дина, и тот тут же всасывает его язык. Дин обнимает Сэма за пояс, прижимая ладонь к пояснице аккуратно, но властно, пальцами другой руки впивается ему в бедро.

Дин контролирует каждое движение. Мышцы ног Сэма горят от перенапряжения, и он медленно ведет бедрами вкруговую, но Дин приподнимает его, пока внутри не остается только головка, а затем отпускает, сам же подается навстречу, и они начинают двигаться в беспорядочном жестком ритме. Сэм стонет Дину в рот, и в щеку, когда отрывается от губ за глотком воздуха, и Дин жарко шепчет ему на ухо непристойности, говорит, какой Сэм горячий, какой чертовски красивый вот такой, с расширенными от страсти зрачками, с запрокинутой головой и выгнутой, доверчиво подставленной шеей. Дин слегка поворачивает бедра, как раз когда Сэм опускается на член, и по громкому крику, который слышали, наверное, даже в соседних номерах, Дин понимает, что все делает правильно.

— Дин, — задыхаясь, произносит Сэм, и проводит языком по губам. Дин тут же следует примеру, влажно целует Сэма и, сжав в ладонях его ягодицы, прижимает теснее к себе, заставляет двигаться жестче, быстрее, и сам изо всех сил подбрасывает бедра. Сэм ругается, и стонет, и обводит языком его ухо, трясясь всем телом так сильно, что Дину уже сложно удержать его в руках. Сэм самозабвенно скачет на его члене, полностью потерявшись в ощущениях, и это настолько, просто невыносимо горячо, что Дин не хочет, чтобы это заканчивалось.

— Дин, — снова зовет Сэм, двигаясь в рваном ритме. Он уже не поднимается высоко, оставляя член Дина глубоко внутри себя. — Дин, я сейчас кончу.

Дин кивает и, впившись зубами в шею Сэма, сжимает ладонью его член и быстро, грубо дрочит, пока Сэм с криком горячо не выстреливает толстыми струями спермы, заливая руку Дина и их животы. Член Дина сжимает словно тисками, и ему удается сделать еще один-два резких мелких толчка, прежде чем он следует за Сэмом, кончая до белой пелены перед глазами, так сильно, что почти больно.

Совершенно разомлевший Сэм навалился на него и тяжело дышит ему в шею. Дин нетвердой рукой гладит его по спине, чувствуя под ладонью выступающий позвоночник, прижимает пальцы к впадинке между позвонками. Проведя губами по плечу и шее, он, прошептав имя Сэма, кладет ладонь ему на загривок.

Сэм нечленораздельно мычит, вызывая у Дина легкий смешок. Несколько минут спустя Дин таки выпутывается из объятий и выходит из Сэма, проглатывая его разочарованный стон. Уложив его на кровать, Дин наклоняет голову, чтобы выбраться из кольца связанных рук, затем снимает с Сэма наручники. Веревку он оставляет нетронутой.

— Я сейчас вернусь. Ты в порядке? — спрашивает он и пальцами зачесывает волосы Сэма назад.

Сэм потягивается и, облизнувшись, сонно улыбается. Дин отвечает на улыбку и скрывается в ванной, стараясь как можно больше шуметь, чтобы Сэм знал, что он рядом. Дин возвращается с влажным полотенцем. Он уже привел себя в порядок и теперь проводит теплой мягкой тканью по животу, бедрам и ногам Сэма, оборачивает вокруг его чувствительного члена и мошонки. Сэм дергается, слабо стонет, и Дин, бросив полотенце на пол, принимается развязывать веревку. Сэм выглядит таким беззащитным сейчас, дрожащий, одуревший после оргазма. Как только веревка исчезает с его запястий, Сэм тянет Дина на себя, переворачивает их и укладывается сверху. Дин ладонью выводит круги на его спине.

Сэм лежит так, подрагивая, довольно долго, не желая слезать с Дина, пока холод не заставляет их забраться под одеяло. Но, когда Сэм наконец поднимает голову, он впервые с похищения выглядит таким спокойным. Дин легонько щелкает его по лбу.

— Ну что, нормально?

Сэм хрипло смеется.

— Нормально, — соглашается он, и Дин самодовольно улыбается в потолок. Сэм скатывается на бок, но оставляет ладонь покоиться на животе Дина.

— Спасибо, Дин, — искренне произносит он.

— Пожалуйста, Сэмми, — просто отвечает Дин. Он полностью расслаблен, удовлетворен, и ему безумно хорошо. Поглаживая подушечками пальцев шрамы на запястьях Сэма, он слушает его дыхание. — Обращайся.

---

[SteveChris]

Дорогая Марина, поздравляю с Днём рождения!
Желаю здоровья, удачи,
Сил и желания заниматься творчеством,
И много-много любви<

Спасибо тебе за "Побочный эффект"

И небольшой подарочек от меня

---

[ДавыдоФФ]

Дорогая Марина, с Днем Рождения!
Спасибо тебе за талант и свет, которым ты делишься с другими!
Желаю любви, счастья и удачи!

---

ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ

[Nightmare___]

Марина, солнце, с днем рождения!
ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ

ты абсолютно невероятная, и пусть так будет всегда
будь счастлива
здоровья тебе и близким, любви, драйва, солнца, смеха
люблю



Удар в лицо говорит о любви как ничто другое (Nothing Says I Love You Like a Punch in the Face)

автор: standing_fic
переводчик: Nightmare___
бета: Фиолетовая Лиса
J2-не АУ, NC-17


Джаред чувствует, как немеет лицо. Прошло меньше тридцати секунд — и все равно слишком долго: Джаред так близок к отключке, что готовится встретить следующее мгновение уже без сознания. Сердце корчится в груди, время от времени посылая адреналин по его перекрученным конечностям, крича: «Сделай что-нибудь! Сейчас! Ты же умрешь!»

Джаред задыхается. Точнее, его душат: Дженсен распростерт под ним на полу, в традиционной позе покоренного, да, если не обращать внимания, что одно колено Дженсена подтянуто к груди, а руками он ухватил Джареда за шею и тянет изо всех сил вниз — так, что трахея Джареда буквально расплющивается о Дженсенову голень.

Благодаря взрыву паники в голове проясняется достаточно, чтобы сконцентрироваться на освобождении — выходит лишь чуть-чуть ослабить хватку, но пока и этого достаточно: наконец-то можно вдохнуть, это почти как религиозный экстаз, и Джаред глубоко дышит, жадно всасывая воздух, наполняя легкие. А на втором вдохе, прежде чем удается ухватить Дженсена, Джареда ударом отбрасывает через всю комнату.

Дженсен уже на ногах и надвигается на Джареда, пока тот судорожно оглядывается вокруг в поисках чего-нибудь полезного: легкое кресло в дальнем углу, двуспальная кровать, все еще аккуратно заправленная, задернутые занавески — они немного разошлись, пропуская солнце. Джаред слепо тянется к столу и хватает одну из гостиничных карт-ключей, прижимая ее к груди, а стоит Дженсену приблизиться, сравнивает счет сильным ударом в колено, роняя того на пол.

Некоторое время они молча возятся — запыхавшиеся, уставшие, измазанные в крови — каждый пытается одержать верх. Джаред потерял счет времени, находясь начеку ровно с того момента, как за ними закрылась дверь номера. Дженсен дерется, словно чертов Джейсон Борн — стремительно, гибко, следуя инстинктам, и почему-то всегда нападая, несмотря на преимущество Джареда в росте и мышечной массе.

Дженсен единственный, кому удается победить его в рукопашной, и это настолько выводит Джареда из себя, что даже в их личные, сокровенные моменты вдвоем он превращает безобидный спарринг во что-то опасное, балансирующее на грани жизни и смерти. Джаред сжимает зубы и рычит, заводясь от спокойной сосредоточенности Дженсена, эмоции переполняют его, несмотря на осознание, что именно собственные чрезмерные усилия и азарт позволяют Дженсену побеждать.

Джареду не удается прижать Дженсена к земле: тот сбрасывает его с себя в сторону окна, и занавески неистово дергаются, пропуская больше света в темную комнату. Сражающийся за каждый вдох Джаред ощущает прилив сил, когда Дженсен, приоткрыв рот и прищурившись, тяжело опускается на его пах. Дело принимает ожидаемый поворот: упираясь рукой в грудь, Дженсен удерживает Джареда и трется о него уже твердым членом.

Отвлекающий маневр срабатывает, Джаред тяжело выдыхает, запрокидывает лицо и, жмурясь, толкается навстречу. Ему еще не то чтобы хочется, но он с удовольствием догоняет, чувствуя, как пульсирует член, и возбуждение разливается внутри, заставляя голову кружиться от эндорфинов.

Дженсен убежден, что выиграл — Джаред понимает это, когда тот перестает упираться рукой ему в грудь, а вместо этого тянется к ремню. Джаред выгибается, выворачиваясь дугой, и глухо постанывает — позволяя нахальному Дженсену наслаждаться победой. Джареду и самому нравятся ощущения: Дженсен на нем горячий и тяжелодышащий, он избит, под глазом наливаются синевой отпечатки костяшек, из носа, пачкая губы, сочится кровь — и при этом всем Дженсен стремится втрахать Джареда в пол и полностью подчинить себе.

Джаред насмешливо улыбается в Дженсенову макушку — вот же самоуверенный засранец.

Его бросок столь стремителен, что Дженсен падает назад, вскрикивая и принимая защитную позу. Джаред с трудом встает на ноги — и лишь долю секунды позволяет себе насладиться видом длинного и тонкого разреза у Дженсена под подбородком. Джаред сжимает окровавленную карту-ключ двумя пальцами и от души ухмыляется, сверху вниз глядя на скалящегося и ощупывающего горло Дженсена.

— Теперь ты играешь в правительственного агента? — спрашивает тот, одновременно сплевывая кровь и растирая ее по горлу.

— Ты чуть не задушил меня своим коленом, — наступая, отвечает Джаред.

Они сцепляются снова, и Дженсену никак не удается встать на ноги — Джаред берет верх чистой силой мускулов. Вот так, в борьбе, Джаред поднимает Дженсена с пола и затягивает на кровать, укладывая на спину — Дженсен шипит сквозь зубы, стоит Джареду устроиться над ним, прижав за бицепсы к золотым цветам на покрывале, и жестко усесться на его пах.

Дженсен матерится и брыкается — но он толкается в Джареда, наслаждаясь тяжестью его тела. Стоит Джареду начать двигаться навстречу, как дыхание Дженсена становится рваным и учащенным — настолько он возбужден, настолько ему хочется — до боли.

— Спорю, у тебя встало, едва мы вошли в номер, — произносит Джаред вполголоса. — Такой весь из себя крутой мачо, вывел меня в ресторан, а все, о чем ты в это время мечтал — кончить мне в задницу, наконец-то, поиметь меня, не так ли?

Упираясь пятками в матрас позади Джареда, Дженсен изо всех сил пытается его сбросить: дергает корпусом, вырывает руки. Но глаза его одна сплошная разливающаяся чернота, и он так отзывается на каждое движение бедер Джареда, что тот четко знает — все притворство, на самом деле Дженсену нравится, ему хочется, чтобы держали жестче, сильнее, обездвиживая, владея.

— Джен, не вырвешься, даже не пытайся, — усмехается Джаред, усиливая хватку, опускаясь на Дженсена всем весом. — Я заставлю тебя кончить именно так. Как девчонку. Как чертову потаскушку на выпускном, возбужденную настолько, что кажется, всю жизнь ждала именно этого, и стоит потереться твердым толстым членом о ее хлюпающую мокрую дырку, как она кричит и кончает в промокшие трусики. Ты вот так сейчас и кончишь, полностью одетым, лишь потираясь о мой член, ясно?

Дженсен стонет сквозь зубы, и Джаред немало удивлен, чувствуя, как тот обхватывает его ногами за талию, притягивая к себе, пытаясь двигаться в одном ритме. Запястья, что Джаред держит, побелели, но Джареду все равно: он опирается на них и начинает вбиваться в Дженсена, словно поршень, и от трения члена о член сбивается дыхание — но все равно, сорвать с Дженсена джинсы и трахнуть его было бы гораздо лучше.

Джареду просто невыносимо хочется отпустить руки Дженсена, сорвать с них обоих одежду — но он понимает: стоит того освободить, как тут же проиграет. Поэтому Джаред собирается в точности исполнить обещанное — заставить Дженсена обкончать трусы, полностью в его власти.

— Ты, блядь, ты такой огромный, — выстанывает Дженсен, изгибаясь. — Так здорово ощущать тебя, пусть даже так, словно ты чертов десятилетний мальчишка, не знающий, как управляться с собственным членом. Словно блядский бестолковый щенок, трахающий столб, потому что тот подвернулся первым. Ты словно глупая, неопытная девственница, Джей — и это так мило. Словно ты стесняешься своего огромного члена и, бляяядь... Заставь меня кончить именно так, черт, да, заставь, потому что ты не знаешь, как сделать это по-другому.

Джаред заводится мгновенно и сердито затыкает Дженсена, забросив руки ему за голову и жестко проехавшись по его отчаянно возбужденному члену.

— Я знаю, как управляться со своим членом, — рычит он. — Ты хочешь это увидеть? Так я тебе продемонстрирую.

— Да, да, Джей, покажи мне. Давай, здоровяк, покажи мне, блядь.

Потерявшись в насмешках и поддевках, Джаред слишком поздно понимает, как же чертовски глупо он повелся, и ужасно зол обнаружить, что стоило отпустить запястья Дженсена — как ему в тот же миг заламывают руку за спину и укладывают на живот. Джаред тяжело дышит в скомканное одеяло и сердито отбрасывает волосы с глаз, пытаясь через плечо посмотреть на Дженсена.

Тот смеется и тянет заломленную руку вверх, пока Джаред не стонет от боли.

— Ты безмозглый придурок, вот теперь ты точно получишь все, что заслужил, прямо сейчас.

Джаред слышит звон пряжки ремня и понимает, что Дженсен планирует одной рукой раздеть их обоих. Джаред пьян адреналином, его буквально трясет, от прикосновений горит кожа, по лбу струится кровь — Дженсен зацепил часами. Он чувствует, как усиливается хватка Дженсена, и как прогибается кровать, когда тот распластывается у него на спине.

Джаред шипит, когда с него сдергивают джинсы. Он разводит колени, выпячивает задницу — и вот теперь Дженсен точно выиграл. В общем-то, так и должно было случиться. Если Джаред и готов кому-то проиграть, то только Дженсену.

— Так предсказуем, — произносит Дженсен, и Джаред слышит улыбку в его голосе. — Ты такая шлюха, настолько хочешь мой член, что почти вызываешь жалость.

— Ты даешь мне именно то, что я хочу, — отвечает Джаред.

Возникает пауза, отчего фраза кажется повисшей в воздухе. Джаред задерживает дыхание, и часть него хочет забрать свои слова назад. Потому что они слишком правдивы, а правда сейчас небезопасна.

Но Дженсен не дразнит и не язвит. Он наклоняется вперед, плотно прижимаясь грудью к дрожащей спине — и жар его тела проникает даже через два слоя ткани.

— Отпусти меня, — мягко просит Джаред, — я никуда не денусь.

Дженсен молчит, но ослабляет хватку на его руке, а затем и вовсе отпускает. Джаред покорно прячет руку под себя и продолжает лежать, ожидая. И лишь через миг он чувствует, как Дженсен упирается лбом ему в шею, одновременно проталкивая в рот три пальца:

— Оближи.

Джаред слушается: позволяя слюне беспорядочно вытекать изо рта, он старательно облизывает каждый палец, посасывая их, проходясь языком между — и улыбается, когда в ответ на легкое покусывание Дженсен трется твердым членом о его задницу.

— Блядь, у тебя так влажно во рту, — говорит Дженсен, высвобождая свои мокрые пальцы и размазывая слюну о Джаредову дырку. Джаред взвивается, словно молодая кобылка —первое проникновение всегда самое трудное.

— Из-за тебя я везде мокрый, — выдыхает он.

— Говоришь о своей девчачьей дырке?

Джаред утыкается лицом в подушку, довольно ухмыляясь: ему чертовски нравится в Дженсене его извращенное представление о разделении полов, и он не может перестать цеплять его.

— Ага, мечтай, — бормочет он, не поворачиваясь, концентрируясь на проворных пальцах, быстро растягивающих его, отчего по спине бегут мурашки.

— А ведь ты не шутишь. Обычно твой член течет так, что вполне может соперничать по влажности с влагалищем. Как сейчас, ты уже совсем мокрый?

— Почему бы тебе не проверить самому?

Дженсен глубоко вставляет два пальца и, почти полностью перенеся свой вес на спину Джареда, тянется свободной рукой к его члену. Тот полностью возбужденный и напряженный, и подрагивает в руке, стоит Дженсену начать его дрочить, легонько — только чтобы ощутить, как смазка стекает по стволу. Дженсен ласкает головку, и Джаред, не сдержавшись, стонет, чувствуя, как Дженсен легко сжимает, выдавливая еще больше жидкости и покрывая ею свои ловкие пальцы.

— Блядь, Джаред, ты реально течешь, — хрипит Дженсен. Он медленно дрочит, без сомнения больше сосредотачиваясь на том, насколько он мокрый, нежели твердый. Пусть так — Джаред подается назад, несмотря на ноющие мышцы.

— Ну так смажь меня, Джен, хватит болтать, трахни меня уже. Проверь, наконец, сможешь ли ты заставить меня кричать так же, как ту девицу, которую ты трахнул после пилота, что так боялась меня и была уверена — члены кусаются.

— Ты же утверждал, что уже забыл об этом, —Дженсен отпускает член Джареда и начинает этими скользкими пальцами растягивать его дырку, тремя сразу, широко и правильно, надавливая именно так, как нужно, трахая Джареда пальцами медленно и равномерно, входя глубже на каждом толчке.

— Ну, знаешь, — скрипит Джаред, подаваясь на пальцы, — когда тебе хочется прижать парня к стене и трахнуть, а у тебя на пути становится какая-то визгливая мокрая киска — такое, знаешь ли, просто так не забывается.

— Тогда я впервые тебя ударил.

Джаред смеется:

— Ты был чертовски испуган. Но, чувак, ты сто процентов подавал мне сигналы. Я был уверен, что все понял правильно.

— Девчонка была никакой, — отвечает Дженсен и резко толкается в Джареда. — Ненавижу крикунов.

Джаред стонет и расставляет ноги так широко, как только может, изо всех сил пытаясь расслабиться, принимая Дженсена дюйм за дюймом:

— И тем не менее, тебе нравится жесткий секс.

— Действительно жесткий, да.

Кажется, проходит целая вечность, пока Дженсен, наконец, входит до конца, дыша так тяжело и измученно, что Джаред не уверен, хватит ли у него сил закончить начатое. Но желание быстро нарастает, прорываясь дрожанием бедер и жесткой, властной хваткой. Дженсен наваливается на Джареда и отпускает его бедра, чтобы переплести с ним пальцы на его члене.

— Джен, блядь, — стонет Джаред, чувствуя, как от его дыхания влажнеет одеяло.

Вдвоем они медленно дрочат Джареду, и Дженсен использует свой вес, чтобы заставить Джареда толкаться в эту трубу из пальцев. Джаред закрывает глаза и, бездумно покусывая простыню и поджимая пальцы на ногах, позволяет жару затопить себя.

— Так, похоже, это будет быстро, — выдыхает Дженсен ему на ухо.

— Да, давай, — соглашается Джаред. — Хочу жестко.

— Шлюха, — Дженсен опять смеется и подается назад, вновь хватая Джареда за бедра. Он выходит медленно, позволяя члену безжалостно скользить по пульсирующим стенкам ануса, прежде чем приподняться и войти снова — на этот раз так резко, что Джареда швыряет вперед. Опять медленно выходит и немного изменяет угол, прежде чем вломиться снова, заставляя Джареда клацнуть зубами. Когда Дженсен подается назад в третий раз, Джаред осознает, что тот ищет, и подстраивается сам, успевая до того, как Дженсен толкается внутрь — и вот в этот раз внутри словно что-то взрывается, и это так охуенно, что Джаред дергается всем телом и дрожит от удовольствия. Он хрипит и сипит в подушку, и отпускает свой член, чтобы вцепиться в кровать.

— Ага, вот так, — говорит Дженсен и начинает трахать его всерьез.

Джаред из последних сил удерживается под толчками Дженсена — быстрыми, яростными, безжалостными. Ему не хватает дыхания, и слова перестают складываться, все, что остается — рваные звуки, падающие с губ, но Джаред искренне надеется, что Дженсен поймет. Дженсен жестко ударяется пахом о его задницу, громко шлепая мошонкой о кожу, и Джаред знает, что завтра они оба будут в синяках — и радуется, надеясь, что синяков будет много. Он позволяет Дженсену резко вбиваться, а затем натягивать на свой член, снова и снова, матерясь и сообщая, какая же охуенно жадная у Джареда задница.

— Хочу, чтобы ты кончил на моем члене, — хрипит Дженсен, движения его бедер становятся неритмичными, дерганными — от усталости и желания кончить. — Подрочи себе, Джей, давай, я уже почти, я уже так чертовски близко, блядь, я сейчас кончу тебе в задницу.

— Блядь, да, давай, — рычит Джаред. Отпустив одеяло, в которое вцепился мертвой хваткой, он опускает руку на член. Касание вынуждает его буквально захныкать — настолько чувствителен член, так хочется получить разрядку. Член обжигает руку и пачкает смазкой, позволяя дрочить быстро и жестко. Поджимаются яйца, бедра напрягаются, икры практически сводит судорогой — ощущения охуенные, невероятные, Джаред еще никогда так не хотел кончить.

— Господи боже, когда ты берешь меня так, блядь, я сейчас кончу, блядьблядьблядь, никогда не было так хорошо, так хорошо, Джен, — Джареда несет, кисть болит, и он стонет, чувствуя как удовольствие собирается внутри, вот-вот прольется. Он умоляет Дженсена — больше, больше, прямо сейчас, потому что вот уже почти, ему нужно, он готов — Джаред кончает с беззвучным криком, выгибаясь дугой, сжимая Дженсена внутри, словно тисками, и так замирая. Дженсен сыпет ругательствами и толкается вперед, намертво впившись пальцами ему в бедра.

Когда напряжение отпускает, Джаред еле сдерживается, чтобы не свалиться безвольно на матрас — из последних сил напрягает усталые мышцы, умоляя Дженсена поторопиться. Дженсен в своей жажде кончить двигается так, что шатает кровать, и изголовье колотится о стену. Джаред содрогается, член слабо дергается, настолько чувствительный, что это почти больно — и от души матерится, когда Дженсен наконец выстанывает «да» и, вцепившись в спину, дрожа и сотрясаясь, выстреливает ему в задницу.

Совершенно выбившись из сил, Джаред разрешает себе расслабиться и растечься под Дженсеном, позволяя тому наполнять его горячим и мокрым. Каждый раз после секса у Джареда внутри кипит удивительнейший коктейль из эмоций, но спустя два года преобладающим все же является собственническое удовлетворение. За все это время у них не было никого другого, и от этой мысли Джаред довольно хмыкает в подушку. Он немного сумасшедший, и Дженсен немного сумасшедший, и у них получается. Джаред чувствует себя в безопасности.

Когда Дженсен, улыбаясь, падает рядом на кровать, Джаред задирает ему подбородок, рассматривая оставленный порез, темный от засохшей крови.

— Это было прямо как в голливудском боевике, — ухмыляется Дженсен.

— Ты каждый раз побеждаешь, чувак. Абсолютно несправедливо, что я могу выжать штангу весом равным твоему, и все равно мне приходится играть грязно.

— Как твоя голова?

— В порядке, но мне кажется, ты раздавил мне горло.

— Неженка.

— Да еще немного, и я бы просто вырубился.

Дженсен откровенно смеется над этим, однако же перебирает волосы Джареда, извиняясь.

— Может, в следующий раз, обойдемся без прелюдии.

---

[Hope]

Дорогая Марина, с Днем Рождения!
Бескрайних берегов, интересных встреч, ярких эмоций!
Спасибо тебе за живые, дышащие тексты!
Будь счастлива



кликабельно

*

Вольный перевод:
Дорога, по которой мы идем, узка, но впереди у нас завтра, и мы увидим солнце.